Я не вижу для этого педагогического лекарства, которое не было бы хуже самого недуга. Указывать преподавателям на необходимость панибратства, ратовать за обольщение, предписывать добиваться благожелательности детей какими-то демагогическими заходами или затеями, — все это хуже недуга. У всех у нас были в классе свои Алкивиады, которые пробовали испытать нас с этой стороны и кому рано или поздно необходимо было дать понять, как это делает Сократ, что они торопятся променять шило на мыло, предлагая свой соблазн за нашу мудрость, которая равна нулю. Не хватало только присоветовать преподавателям философии из себя самих делать Алкивиадов для своих учеников. Проводимая в классе работа, связанная с анамнезом и разработкой, неважно как это делается, весело или строго, ничего общего не должна иметь с завлекаловкой.

Настоящая трудность не может не напомнить ту, с какой сталкивается элейский Чужестранец в «Софисте» (217 с и дал., 246 с и дал.). Лучше рассуждать путем вопросов и ответов, если собеседник не создает трудностей для ответа и если он слушается узды, (от — узда). Если это не так, то лучше рассуждать одному. Диалог можно вести с «друзьями идей», они лучше приручены, чем «материалисты», которые все сводят к телу. Что касается этих последних, работу анамнеза совершают in absentia, в полном одиночестве и вместо них. Закрывают школу.

Упадок современных идеалов в связке с упорством республиканского школьного института, который ими питался, имеет этот эффект бросать на философский курс умы, которые на него не вступают. Их сопротивление кажется неодолимым — именно потому, что к нему не придраться. Они говорят на идиоме, которой научил и учит их «мир», а мир говорит: скорость, наслаждение, нарциссизм, соперничество, успех, свершение. Мир говорит, подчиняясь правилу экономического, обмена, обобщенного и распространенного на все аспекты жизни, включая эмоции и удовольствия. Эта идиома в корне отлична от идиомы философского курса, они несоизмеримы. И нет судьи для решения этой распри. Ученик и преподаватель — жертвы друг друга.

Между ними не может иметь курса ни диалектика, ни диалогика, только агонистика.

Три замечания в заключение.

Во-первых, я не вывожу из вышесказанного, что изучающих философию нужно образовывать для войны (словесной, само собой). Но мне вспоминается один важный мотив, отмеченный у Аристотеля в связи с изучением риторики и диалектики: что тот, кто прав в школе, запросто может быть побежден на агоре. А нынче агора, если не ошибаюсь, переместилась в школу. Плюс еще Кант представляет себе философа (согласен, не преподавателя) в виде всегда бдительного воина, который скрещивает оружие с продавцами трансцендентальной видимости. Мы должны быть способны противостоять массовому, недоброжелательному мнению. Но нужно проработать свою решимость, попытаться узнать, ради чего мы сражаемся.

Затем, имеется платоновское решение: отбирать умы, с которыми можно прослеживать философский курс. Решение пифагорейское: отделять от . Сегодня это означает разрывать с демократизмом в пользу некоей республики умов и оставлять другим заботу о руководстве демосом. Философия становится факультативной дисциплиной, она или отбрасывается в высших учебных заведениях, или преподается только в некоторых средних. Все подталкивает к отходу от этого жанра, каким бы мы его ни имели. Здесь также мы должны разработать определенное поведение мысли, измерить ставки.

Наконец, не следует пренебрегать вот чем. Запрос анамнеза, расконцентрации, разработки никуда не исчез; быть может, он стал реже, а главное сместился. В «Венсенне» мы видим, как становятся слушателями мужчины и женщины, которые в жизни обладают самыми разными профессиями. Здесь тоже агора, но благожелательная. Этот запрос философии мотивируется не столько теснотой конкретной профессии, сколько размытостью профессиональных целей.

Речь идет о профессиях квалифицированных — иногда более чем — в сферах науки, права, медицины, искусства, журналистики. Общее повышение квалификации для решения профессиональных задач влечет за собой своего рода авангардизм, вопросы о сути проделанной работы, желание переделать, переписать тот или иной институт. Философия или философ должны развертывать свой курс перед этими спорадическими любопытствованиями. Именно это пытается делать, например, Международный философский колледж. Быть может, мысль находит для себя больше детства в 35 лет, чем в 18, и скорее за рамками учебного cursus, чем внутри. Новая задача дидактической мысли — искать свое детство все равно где, даже вне детства.

«Ответ на вопрос: что такое постмодерн?» впервые опубликован по-итальянски в ежемесячнике «Alfabeta», (1981. № 32), по-французски в журнале «Critique», (1982. № 419); «Послание о всеобщей истории» в 456 номере того же журнала (май 1985); «Повестка о смешении разумов» в газете «Le Monde» (прил. от 1–2 июля 1984); итальянская и английская версии «Заметки о смысле 'пост-'» появились в журнале «Casabella» (1985. № 517. Окт-нояб.); «Комментарий к сопротивлению» опубликован в журнале «Traverses» (1985. № 33–34. Янв.), затем в книге «1984 et les pr'esents de l'univers informationnel» (Paris, 1985); «Обращение на предмет философского курса» включено в книгу «La Gr`ece des philosophes» (Paris, 1986).

По-русски «Ответ на вопрос: что такое постмодерн?», «Примечание к рассказам» (под заглавием «Заметки на полях повествований») и «Комментарий к сопротивлению» («Толкование на сопротивление») впервые опубликованы в сборнике «Кабинет» (прил. 2, СПб., 1993); «Ответ…» вышел также в сборнике «Ad Marginem '93» (M., 1994).

Научное издание

Jean-Francois Lyotard

Le postmoderne expliqu'e aux enfants