— Вы не смотрите, что молод наш лейтенант, — говорил тот. — Человек он — настоящий, я вам скажу. Вместе в окружении были. А это — лучшая проверка. — И после недолгой паузы: — Был с нами в окружении такой эпизод…

Тогда лейтенант прервал Петра. Запретил ему легенды рассказывать.

— Какие легенды? — искренне удивился Петр. — Все так и было. — Потом подумал, вздохнул: — А ведь и вправду могут не поверить. Помните, как ночью наскочили на немцев?.. У них пулеметы, минометы, а нас горстка и вооружение — винтовки без патронов да несколько гранат… Только и спасла ночь да вы, товарищ лейтенант.

— И чего ты, Костомаров, выдумываешь?

— Ну да! Не заговори вы тогда по-немецки, худо бы нам пришлось. Сбили фрицев с толку, а когда они разобрались, поздно было.

В общем Петр относился к лейтенанту уважительно, любовно и чуть покровительственно, хотя Румянцев был постарше года на три-четыре.

— Вот уедете, кто тогда так перевяжет? — Костомаров обрезал ножом концы бинта и опустился рядом.

— Ты опять за свое. Да с чего ты в конце концов взял, что меня куда-то переводить собираются?

— Утром пришлось слышать один разговор… — Петр не договорил.

Над головами с шипеньем и свистом пронесся снаряд, и тотчас же позади тяжело ухнуло. Потом опять шипенье и опять ухнуло.

— Вот гады, снова садить начали… — зло проговорил Петр. — Ну, мне надо идти.

Так и не сказал Петр, откуда узнал о новом назначении лейтенанта Румянцева.

Начинался обычный фронтовой день. Немцы методично обстреливали боевые позиции. Потом пошли в атаку. Одна атака захлебнулась, другая.

В промежутке между второй и третьей к Румянцеву подполз вестовой.

— Товарищ лейтенант, в штаб полка вас.

В штабе — тесном блиндаже, расположенном недалеко от железнодорожной насыпи, — за столом сидел командир полка. Рядом с ним — майор из разведотдела штаба фронта.

— Лейтенант Румянцев явился по вашему приказанию!

— Подойдите ближе, лейтенант. Садитесь и внимательно слушайте…

Утром следующего дня Румянцев въезжал в родной город. Зелено-розовый в первых лучах солнца, он вставал перед Василием таким желанным, таким мирным.

Город его юности. Город, в котором жила Галя. На секунду показалось, что он возвращается сюда навсегда. Если бы это было так. Но нет. Румянцев должен без промедления явиться по назначению. И кто знает, удастся ли ему вырвать время, чтобы повидать Галю…

Так получилось, так круто сложилась его фронтовая судьба, что успел написать ей только одно письмо. Вначале окружение — оттуда не пишут писем. Потом отступление — писать, честно говоря, не хотелось. А потом рейды по тылам противника и бои, бои… Может быть, все это и не оправдывает его, но так случилось. Когда он повидает Галю, он объяснит ей. И, конечно, она все поймет.

Знакомые улицы, переулки с небольшими одно- и двухэтажными домами, сады, скверы мелькали за окном машины. Свернули на тенистую, крытую сплетающимися ветвями акаций улицу. Остановились у многоэтажного с сероватым фасадом здания.

Василий вышел из машины, бегло оглядел окна второго этажа, часовых, что стояли у входа, повернулся к шоферу:

— Ну, Костомаров, давай прощаться. Жаль, брат, очень жаль, да что поделаешь…

— Товарищ лейтенант, Василий Иванович, может, и дальше вместе, а? — и заспешил, предупреждая возражения Румянцева: — Да я понимаю, что это не просто, даже очень сложно. Но может, попробуете, а? Может, получится? Уж очень не хочется с вами расставаться.

— Эх, Петр, Петр!.. Да что мы — в клубе на танцах: хочу в круг войду, хочу стенку плечом подопру! Езжай-ка, брат, назад быстрей и не поминай лихом.

Костомаров вышел из машины, отбросил крышку капота, склонился над мотором.

…Когда два часа спустя, Василий вышел из подъезда здания, машина стояла на том же месте. Петр сидел в кабине, положив обе руки на руль, небрежно откинувшись на спинку сиденья. И только в глазах мелькала и тотчас же пряталась настороженность. Румянцев обошел машину, распахнул дверцу, сел рядом с Костомаровым. Закурил. Некоторое время сидел молча, потом швырнул недокуренную до половины папиросу в окно машины, глухо заговорил:

— Большая просьба к тебе, Петро. Я сейчас должен уехать из города. А мне так хотелось повидать одного человека… девушку одну. Мою невесту… Галю, в общем. И никак нельзя задержаться, не могу. Так вот. Я записку ей напишу, а ты отвезешь. Хорошо?

— Это Галине Михайловне, комсомольскому секретарю горкома, что ли? — уточнил Костомаров, хотя прекрасно знал, кто невеста лейтенанта.

— Да, Гале. Только не секретарю, а инструктору. Впрочем, это не важно. Так отвезешь?

Тот беспокойно зашевелился, снял руки с баранки, сдвинул на затылок пилотку, сокрушенно вздохнул: