Шрифт:
– Да.
– Ты меня не поняла, Ада. Замужество остро необходимо или ты этого хочешь?
– Я хочу! Очень хочу.
– И кто же твой избранник?
– Ты его знаешь. Это Франц Ваймайр.
Конечно же, Ольга хорошо знает этого парня, успешного кинооператора, но представить Аду рядом с ним для нее непереносимо. Однако что делать, ведь сегодня же день примирения…
Из всех европейских столиц, в которых Ольге уже удалось побывать, Брюссель ей кажется самым уютным. Здесь вольно дышится, в этом «селении на болотах», и все располагает к праздности. Но в этот раз Ольга приехала в столицу Бельгии по сугубо деловым вопросам – договариваться об условиях и возможных сроках съемок в очередном историческом фильме из жизни королей.
После утомительных встреч, многочасовых переговоров она захотела отдохнуть, а заодно и перекусить в одном из приглянувшихся кафе. Однако побыть в одиночестве так и не довелось – за соседним столиком случайно оказался ее старый знакомый по съемкам в каких-то дрянненьких лентах еще начала 20-х Густав Шмидт. О нем уже давным-давно не было никаких известий.
– Я здесь уже полгода, – рассказывал ей Шмидт. – Эмигрировал. Как? Очень просто. Вернее, совсем непросто… Надолго ли здесь? Не знаю. Буду ждать, пока все это не закончится. Или чем…
– Что именно «это»?
– А то ты не знаешь, Олли! Меня же просто вышибли под зад со студии, как только узнали, что моя мама еврейка. Да я молюсь каждый день, что мне каким-то фантастическим образом удалось удрать из Германии, а не очутиться в концлагере вроде Дахау. Слышала о таком? Нет? Ну, еще услышишь… Наконец-то я здесь, в Бельгии. Пока что у наших, или нет, ваших наци сюда руки еще не дотянулись…
– Густав, ты это серьезно – насчет лагерей?
– Олли, ты все еще продолжаешь жить в своем кукольном, ирреальном мире. Ты что, не видишь и не слышишь ничего, что происходит в Германии?.. Не разговариваешь с людьми, не читаешь газет? Или все люди для тебя – лишь зрители, а в газетах ты читаешь только рецензии на свои фильмы и спектакли? – горячился Шмидт. – Давай пойдем сейчас ко мне, я тебе покажу некоторые материалы… Хочешь?
– Пойдем.
То, что дома показал ей Густав, было действительно ужасным. И она живет с этим рядом и ничего не знает ни об арестах, ни о концентрационных лагерях? Кое-какие разговоры до Ольги, конечно, доходили, но она была уверена, что это лишь досужие слухи, что такого быть просто не может. Но вот перед ней лежат документы, документальные ссылки на выступления Гитлера и Гиммлера на секретных совещаниях…
– Концентрационные лагеря – это школа трудового воспитания истинной германской гражданственности, прежде всего тех восьми миллионов, которые проголосовали на выборах за коммунистов, – говорил рейхсфюрер СС. – Нелепо и неразумно сразу сажать эти восемь миллионов негодяев и всех евреев в концлагеря. Достаточно создать в них атмосферу страха и террора, потом постепенно выпускать оттуда сломавшихся. Именно эти люди, бывшие люди, и станут лучшими агитаторами практики национал-социализма. Именно они и будут внушать друзьям, родным, знакомым, своим детям религиозное послушание нашему режиму… Напишем на воротах лагеря в Дахау: «Arbeit macht frei» («Труд освобождает»).
По возвращении домой растревоженная Ольга, подчиняясь скорее интуиции, чем разуму, сразу решила позвонить в Лейпциг Штерну. Как и при первой встрече, старик дышал тяжело, медленно говорил, и она с трудом разбирала его речь, но по отдельным намекам и длинным паузам догадалась: дела у банкира – швах…
При встрече ее опасения подтвердились: старик со дня на день ожидал ареста. По пути из Лейпцига в Берлин Ольга, сидя за рулем, обдумывала ситуацию и просчитывала варианты, кто из новых «добрых знакомых» может реально помочь ей, то есть Штерну.
Геббельс? Отпадает. Гиммлер? Боже сохрани. Кто-то из его ведомства рангом пониже? Нет, конечно, никто не рискнет, и думать не смей. Может быть, Геринг?.. Может быть. Почему бы и нет?
Позвонив счастливой супруге «наци № 2» Эмме Зоннеманн [22] , Ольга затеяла с ней невинную болтовню о недавнем показе мод, о будущем пикнике, о тиране-режиссере и дуре-костюмерше, испоганившей ее наряд для съемок, и, как бы между делом, поинтересовалась возможностью встречи с ее мужем.
22
Зоннеманн (Геринг) Эмма Йоханна Хенни (1893–1973) – вторая жена Г. Геринга. После войны приговорена к году трудовых работ, запрету выступать на сцене. Автор книги «На стороне моего мужа».
Да нет, Эмми, вопросик пустяковый, но касающийся меня лично. Если хочешь знать, моей чести. Что? Да нет, ты не о той чести подумала… Думаешь, завтра? Предупредишь? Прекрасно! Я тебя целую. Жду звонка!
Великолепно разбираясь в закулисных интригах, традиционных спутниках театрального мира, Чехова столь же проницательно и тонко ориентировалась в расстановке сил, складывающейся на политическом олимпе германской элиты. Ну чем политика не театр? Свои режиссеры, свои драматурги, актеры-марионетки, гримеры, костюмеры…
Она знала, что, пользуясь отсутствием у фюрера официальной супруги, Герман Геринг усердно проталкивал на роль первой леди рейха свою сиятельную супругу. Причем он шел напролом с упорством и силой буйвола.
С Эммой, правда, не без успеха пыталась конкурировать жена Геббельса, в руках которого находилась мощнейшая пропагандистская машина, исподволь, планомерно насаждавшая в сознании обывателей чистый образ его Магды, покровительницы искусств и защитницы беспризорных детей, бедных и убогих.