Шрифт:
Читатель может подумать и спросить: „Ну, всё это понятно и хорошо – увлечённый молодой учёный стремится приблизится к выполнению мечты жизни. Но что же с личной жизнью?!“ Как раз всё здесь вкратце описанное и составляло целиком личную жизнь Андрея. Причём, времени настолько не хватало, что сон приходилось ограничивать шестью часами, а физические упражнения заменять пешими пробежками между учебными зданиями и местом жилья.
Наконец, в конце июня 2001 года Андрею пришли из Москвы, одно за другим, два письма. В одном называлась весьма неприятная дата, вернее – год защиты. Со вторым письмом пришла более весёлая весть: он прошёл по конкурсу на должность старшего научного сотрудника одного из известнейших НИИ столицы. Андрей надеялся, что именно в этом НИИ – в Институте медико-биологических проблем, ему удастся, наконец, заняться экспериментальными исследованиями по его собственной теме. По той теме, что зародилась около пятнадцати лет назад, которая вынашивалась им весь этот немалый отрезок жизни человека. Вынашивалась, зрела и обрастала деталям, планами исследований и методик… Андрей отдавал должное помощи друга и его жены – своей одноклассницы. Поэтому первым, что сделал Андрей, получив оба письма, стало посещение им своих друзей – семьи Черных. Теперь маленький Андрюша Черных встречал Черкасова весёлым возгласом: „Дядя Андей пишоль!“, а малышом в их семье был другой человечек – пускавшая пузыри в своей кроватке Светочка. Их добрая и заботливая, чуть располневшая (после рождения Светочки) мамаша при появлении Черкасова в их никогда не запиравшейся квартире всегда вставала из-за стола, откладывая тетрадки своих заочных студентов.
– Трудно будет Андрюшке… Опять – трудно! – сказала Маша супругу, когда Черкасов покинул их дом.
– Я, вот, думаю: надо ему что-то подарить к отъезду. Такое подарить, чтоб он всегда чувствовал – в любых его трудностях мы – с ним, – задумчиво молвил в ответ Иван.
– О чём тут думать?! – возразила жена, – Ясно же – пускай твои ребята Андрею „лиэвму“ соберут! Сам же говорил – из Калининграда с „Кристалла“ будто „целый вагон“ микропроцессоров и деталей привезли!
– Пожалуй…– согласился Иван, тут же возразив, – Но математический аппарат!! Ведь он же сам не в состоянии его доработать или сделать „с нуля“!
– Вот именно! Так что, уверена, именно такой подарок он и поймёт как намёк – ты всегда с ним, всегда готов прийти на помощь!
– Да, пожалуй. Дело говоришь.
Так и вышло, что, выйдя в отпуск (с увольнением по окончании отпуска), Андрей Черкасов купил себе за 10 рублей и 10 копеек купейный билет на вечерний поезд от Воронежа до Москвы. С сотрудниками института, где работал последние два года, Андрей попрощался заранее. Но перед зданием вокзала его ждала целая группа людей: это были аспиранты ВОЛГУ (которым помогал Андрей), семья Черных (с обоими малышами), один из университетских программистов (с какой-то толстой папкой) и ещё инженер с кафедры прикладной математики университета с каким-то небольшим чемоданчиком.
Андрей был обрадован и растроган чуть не до слёз:
– Дорогие мои… Друзья! Спасибо, спасибо вам, что пришли. Что проводить пришли. Откуда узнали? А, Ванюша сказал, наверное, – бормотал в волнении Черкасов.
– Долгие проводы – лишние слёзы! – прервал эту речь программист, – Вот тебе, Андрей Васильич, документация, Смотри мне, изучи внимательно!
– Держи чемоданчик, – тут же прибавил инженер, – Нет, лучше я тебе, Васильич, сам его в купе занесу. Не то – ещё уронишь, чего доброго…
– Куда вы, куда?! – Всей гурьбой! – запротестовала проводница, перегораживая путь Маше, – С детьми – нельзя!
– Ладно. Андрюша, всего тебе самого-самого! – пожелала Мария Черных отъезжающему.
Тем временем остальные провожающие расположились, вполне по-хозяйски, в купе Андрея. Один из них уложил выхваченный у Черкасова из рук чемодан под нижнюю полку. Другой уселся на ней, расположив на коленях принесённый чемоданчик, расщёлкнул его простые замки, приподнял крышку, опять её закрыл, явно волнуясь. Наконец, Андрей и сам появился в своём купе.
– Садись, Васильич, рядом, – предложил программист, державший на коленях свой чемоданчик, – Это – тебе. От всех нас. Держи крепко!
Черкасов, ещё не понимая, в чём дело, послушно уселся на мягкую полку рядом с программистом. Взял чемодан, открыл крышку и замер: „Вот это – подарок! Царский! Это же – настоящая лиэвма! Маленькая какая! “ Благодарными глазами он обвёл провожающих:
– Спасибо, ребята! Нет слов… А с математическим аппаратом, полагаю, ты собираешься помогать?! – добавил Андрей, глядя уже только на Ивана.
– Конечно. Всегда готов! Но, ты учти, это – всё Машенька придумала.
– Ну, да, придумала, – подтвердил инженер, – А мы все тут и ребята с двух наших кафедр, мы – подключились.
– В общем, давай, дуй! Работай! – заключил программист, – А в папке – подробнейшие инструкции. Голова у тебя на месте – разберёшься!
Вскоре поезд уже отсчитывал постукиванием колёс первые километры пути, а Андрей Черкасов в 2001 году стал первым в мире обладателем портативного „компьютера“ с десятичасовым запасом времени автономной работы, терабайтным накопителем и быстроходностью в несколько триллионов операций в секунду.
––––––––––––––––
Совещание.
В первой половине мая 2001 года, сразу же после Дня Победы в кабинете начальника Пятого Главного Управления государственной безопасности Советского Союза Платонова состоялось совещание. И хотя на совещании присутствовал первый зам „шефа“ академик Фёдоров, это никак не сказывалось ни на высказываниях, ни на общей линии поведения младшего по званию и должности председательствующего. Фёдоров впервые пришёл на подобное совещание сюда и был чрезвычайно доволен: молодой генерал-майор был ещё лучше прежнего начальника „Пятки“ – более смел, гораздо более эрудирован; при всей внешней дисциплинированности в нём чувствовались не скованные никакими уставами и субординацией оригинальность мышления и инициатива. Алексею Витальевичу вспомнились книги воспоминаний начальника той, прежней „Пятки“ из преодолённой реальности – генерал-полковника Ф.Д.Бобкова. Всё это было воспоминаниями человека недалёкого, скованного не только уставом и субординацией, но и явным преклонением перед Андроповым (доходящим до лизоблюдства), то и дело допускавшим признания вроде „не знал“, „не имел представления“, „не понимал“. Какое уж тут противостояние тотальной психологической войне, обошедшейся тогда Америке во многие сотни миллиардов долларов и приведшей к ликвидации СССР!