Иэн начал учить меня пилотировать самолет. Вначале я пугалась, сидя впереди одна, пока Иэн с заднего сиденья кричал мне на ухо команды, необходимые для взлета. Но в воздухе я преображалась и забывала обо всем перед красотой открывавшегося мне мира и от радости самостоятельно управлять самолетом. Я, Иэн и ветер — мы скользили меж облаков и спускались к летящим под нами птицам.

Мало-помалу лагерь Ндалы становился моим вторым домом. Осчастливив Мшаку громадным чемоданом с кухонной утварью, посудой, скатертями, салфетками, тряпками и передниками для генеральной уборки кухни, я решила заняться мебелью, дабы устроить «люкс в джунглях». Не думаю, что джунгли требуют только спартанского образа жизни, я люблю переносить с собой клочок своего привычного мира.

Два лимнолога (специалисты по озерам), изучавшие Маньяру, оставили Иэну упаковочные ящики из американской сосны. Дерево с ароматным запахом смолы прекрасно подходило для столярных работ. Столяр парка помог нам изготовить шкафы, скамейки, кухонный стол и полки. Для круглых домов требовалась полукруглая мебель, чтобы она прилегала к стенам и место не пропадало. Мы вычистили и перекрасили весь лагерь, заделали щели в полу из мягкого дерева писчей бумагой, посадив ее на клейстер.

Щели прогрызли мангусты, пометив таким образом свою территорию. Сначала зверьки мочились, а потом скребли дерево до тех пор, пока не получалась ямка. Правда, Пилипили и Ндого уже давно убежали из лагеря и примкнули к диким мангустам.

Я всегда любила наводить уют в доме подручными средствами, а не покупать недостающее в магазине. Поэтому мы сделали софу, дешевую и удобную, не затратив больших трудов. Из остатков упаковочных ящиков Мходжа сколотил раму. Мы нарезали длинными полосами старые камеры от «лендровера» и прибили их крест-накрест к верхней части рамы. Сделанный по мерке матрас обтянули хлопчатобумажной тканью цвета граната, и ее свисающие края прикрыли обитые материей стойки. Из того же материала сделали длинную подушку, ставшую спинкой. Получилась удобная софа, па которой могли усесться четыре человека.

«Кикс» обрел новые крылья и яркую окраску. Мы решили пригласить на уикенд Миреллу и Дориана с дочерьми. Иэн взялся пилотировать самолет с четырьмя детьми. Мирелла привезла с фермы полную машину свежего мяса, овощей и фруктов, а также груду подушек для софы. К сожалению, после целого дня в раскаленной машине мясо протухло, и с болью в сердце пришлось его скормить гиенам. Хорошее мясо редко перепадает живущим в парке представителям рода человеческого.

На заре мы отправились на машине по парку, чтобы понаблюдать за пробуждением жизни; дети были в Маньяре впервые. Сотни буйволов, похожих на холмики черной грязи, усеивали берега озера, и только рога и контуры их ушей блестели на солнце. Колпицы и цапли шлепали по неглубокой воде в поисках пищи. Жирафы медленно галопировали вдоль пляжа, они, казалось, плыли по воздуху. Мы встретили Боадицею, Закорючку, Вирго и остальных членов семейства, медленно спускавшихся по крутым тропинкам холма. Боадицея грозно глядела на нас, а Вирго подошла к машине и замахала хоботом вверх и вниз, словно пыталась завязать разговор, и дети ответили ей, хотя понять друг друга они не могли. К завтраку мы вернулись в лагерь. Бабуины, которые проводили обычно ночь в верхней долине Ндалы, камнями скатывались по склонам, изредка останавливаясь, чтобы съесть насекомое или стручок или просто погреться в лучах утреннего солнца.

После обильного завтрака дети отправились к подножию водопада купаться. Иэн вдруг стал жаловаться на жестокие боли в желудке и попросил Мходжу пойти с ребятишками к Эндабашу. Мы должны были подойти попозже. Я тоже осталась в лагере, чтобы закончить подушки для софы.

В полдень зашел Мшака и сообщил, что Иэну очень плохо и ему нужен врач. Мшака боялся, что он умрет. Иэн лежал на матрасе, корчился и стонал от боли, его рвало. Дело принимало плохой оборот. Я не знала, что делать. Аптечки, как таковой, в лагере не было. Симптомы походили на пищевое отравление, но мы все ели одно и то же. Потом я вспомнила, что только Иэн ел бекон, который тоже привезли из Наиваши. Мы с Мшакой уселись у его изголовья. Когда Иэна стало рвать кровью, я решила действовать.

Спазмы повторялись через полчаса, и я рассчитала, что если успею одеть Иэна и посадить его в самолет в подходящий момент, то смогу взлететь и сесть в Аруше между двумя приступами. Я оставила сестре записку: «Иэну очень плохо. Летим в Арушу. Не беспокойся». Затем быстро его одела и подвезла в машине к самолету. Проверила все и включила контакт. Как только прошел очередной приступ рвоты, Иэн рухнул в пилотское кресло, и мы взлетели. Затем управление перешло в мои руки. Я налетала всего несколько часов и ни разу сама не взлетала и не садилась. Мне следовало подумать над тем, как самой справиться в Аруше, если Иэн не сможет мне помочь. Выглядел он ужасно, лицо стало желто-восковым, он стонал и вскрикивал при каждом толчке от воздушных ям. Я умоляла его совершить невозможное и сохранить сознание, пока мы не коснемся земли.

Над арушской полосой я спустилась до шестиметровой высоты, а затем Иэн помог мне приземлиться какими-то нелепыми прыжками, после чего он потерял сознание. Но мы в целости и сохранности очутились на земле, теперь следовало побыстрее доставить его в больницу. Как назло, было воскресенье, и никто не мог мне помочь на аэродроме. Я с трудом извлекла Иэна из кабины и оставила в тени крыла. Его рвало. Я бросилась на поиски машины. Наконец мне удалось ее найти и доставить Иэна в небольшую клинику, которой заведовал немец.

— Ничего страшного, — сказал врач. — Отравление.

Только через сутки Иэн оправился настолько, что мы смогли улететь в Наивашу, где он несколько дней набирался сил. Затем он вернулся в Маньяру.

По прибытии в лагерь он обнаружил исчезновение Мшаки: тот ушел в Мто-ва-Мбу и не вернулся. Иэн попытался узнать, куда тот делся, но никто ничего не знал, ходили слухи, что его видели идущим пешком через Серенгети. Мне было жаль, что он ушел, но я знала, что жизнь среди дикой природы очень странно действует на людей: может, Мшаке просто надоело работать. В мой следующий приезд поваром работал Сулейман, который года три назад уже был поваром в лагере, а потом стал дорожным рабочим. Сулейман прекрасно готовил, но его прибытие поставило передо мной тяжелую проблему: он болел бруцеллезом.