Саймон выругался про себя. Кто-то видел, как они приехали. Единственное, что утешало — из слов короля было ясно, что тот, кто заметил Илзбет, не видел, как она вошла в его дом, да и к детям не приглядывался. Кто бы ни был этот распространитель слухов, он явно пытался связать его и Илзбет, чтобы прибавить ему забот. Тогда, глядишь, будет не до поисков настоящих изменников!

— Мужчина, с которым я тогда поссорился, пытался увести с собой маленькую девочку. Ее брат и какая-то служанка хотели ему помешать. Я сказал, что дети мои, чтобы он отстал. Этот человек хотел взять девочку отнюдь не из добрых побуждений, сир. Если это были те же самые дети, которых привезла монахиня, они мне ничего об этом не сказали. Служанка убежала по делам — дети были не ее. Я узнал, кто их горе-отец, который выгнал их из дому; он живет в нашем городе. Я обязательно спрошу их про монахиню. Моя экономка, Старая Бега, взяла детей под свое крыло, поэтому сейчас они находятся в моем доме.

— С того самого дня, как мне вас представили, Саймон, вы не ведали пощады к тем, кто преступал закон, и узнавали правду, чего бы это ни стоило. Так заткните же рты тем, кто распускает слухи, которые пятнают ваше славное имя. Найдите того, кто убил Йена, и приведите ко мне предателей! Сделайте так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в вашей честности!

Саймон в ярости выскочил из кабинета короля. Он пытался успокоиться, спрятать свой гнев от тех, кого встречал на пути, но напрасно: ум был в смятении, сердце бешено колотилось. Лучшее, что он мог сделать, — это спрятать чувства за маской пустой придворной любезности.

Ему хотелось что-нибудь разбить. Когда на его пути встал Хэпберн, вынудив остановиться, Саймону пришлось сцепить за спиной руки. Иначе он отвел бы душу, избив негодяя так, чтобы тот не смог больше считаться красавцем ни сейчас, ни в будущем. Хэпберн поспешно отступил, и Саймон понял, что его ярость прорвалась таки наружу.

— Хотели со мной поговорить, Хэпберн? — спросил он.

— Я подумал, вдруг вам интересно, что о вас болтают? — ответил Хэпберн.

— Я слышал сплетни. Какое мне до них дело? При дворе вечно что-то болтают. Слухи редко заслуживают внимания.

— Вы так считаете? Но должна же быть причина, почему об этом заговорили и продолжают говорить?

«И причиной тому то, что ты их подогреваешь», — подумал Саймон. По правде говоря, он подозревал, что источником слухов как раз и является Хэпберн или кто-то из его приспешников.

— Да? Но также говорят, что вы уже не страдаете из-за предательства невесты. Говорят, вы нашли утешение в объятиях не то Элис Мюр, не то Дженет Кьюлин или Маргарет Скин.

Саймон с удовольствием отметил, как смутился Хэпберн. Особенно из-за того, что у Дженет и Элис имелись мужья. Не иначе, думал Саймон, Хэпберн испугался, что придется дорого заплатить за украденные радости.

— Что вы! Это неправда. Вы, кстати, верно заметили: не стоит обращать внимание на сплетни. Но удалось ли вам разыскать монахиню?

— Her. Однако мы ищем. В нашем городе очень редко увидишь монахиню, а мои люди никак не могут ее найти, как ни стараются. Поэтому я начинаю сомневаться — а была ли она вообще? Или была, но проездом, по своим делам. Может быть, она паломница? Набожные люди часто совершают паломничества.

— Да, это возможно.

— Очень даже возможно. А теперь, с вашего позволения, мне пора. Ждут дела.

Покинув королевский двор, Саймон шел и шел, не замечая ничего вокруг. К тому времени, как его гнев немного улегся и он смог оглядеться, оказалось, что он забрел в лес на самой окраине города. Он дышал тяжело и сбивчиво, похоже, последнюю милю-две он почти бежал.

Неужели всего несколько часов назад он напоминал себе, как легко можно потерять доверие короля и место при дворе? До сих пор Саймон и не подозревал, насколько глубоко может ранить его эта мысль. Наверное, больнее всего было слышать намеки на его продажность. Долгие годы честь, справедливость и правда были его кредо, он снова и снова доказывал, чего стоит. Однако достаточно нескольких сплетен, несомненно, пушенных Хэпберном и его приближенными, — и годы хладнокровного служения делу чести и справедливости забыты.

— Мерзавцы, — пробормотал он, пнув ногой землю.

Набрав в грудь побольше воздуха, он сделал глубокий вдох. Потом долго смотрел в затянутое облаками небо. К чему эта детская вспышка гнева? И что его удивляет — ведь он давно при дворе и знает, как здесь любят интриговать.

В душе зрело желание собрать всех домашних и сбежать отсюда подальше, скрыться с Илзбет, пока настоящие преступники не покажут свои лица. Но Саймон знал, что не сделает этого. Илзбет должна быть свободна, а этого не случится, пока не будут пойманы и наказаны люди, которые хотели использовать ее, чтобы скрыть свои преступления. Кроме того, ему теперь нужно восстановить собственное доброе имя. Не важно, что оно было безупречным раньше. Нельзя уезжать и дать тем самым пишу для новых сплетен. Доброе имя, репутация, которую он создавал годами, — это все, что у него есть. Он не допустит, чтобы у него отняли все это!

Немного успокоившись и приняв решение сражаться, Саймон зашагал в направлении города. Он как раз прикидывал, не срезать ли путь, пройдя сквозь заросли ежевики и рощицу молодых деревьев, как услышал голоса. Беседовали двое мужчин, хотя он был слишком далеко, чтобы расслышать все, что они говорили. Странное, однако, место для встречи! Конечно, если хочешь обсудить что-то, не предназначенное для посторонних ушей… место хорошее. Но это очень подозрительно. Саймон бесшумно прокладывал себе путь в зарослях, пока не увидел собеседников. Укрывшись под кустом, он улыбнулся. Это были Хэпберн и какой-то мужчина, предположительно Дэвид, которого он как раз искал.