— Что же это был за возглас?

— Вначале я не сумел понять; но спустя недолгое время вскрик повторился. Голос был скорее не мужской, а мальчишеский; этот голос произнес только одно слово: «Никрис!»

— И затем?

— Я выпрыгнул из кровати и на мгновение замер — все это казалось просто невероятным. В студии, как вы знаете, нет электричества, иначе я бы непременно включил свет. Примерно с минуту я колебался, после отдернул занавески и стал прислушиваться у двери. В этот миг крик донесся в третий раз — теперь я точно мог сказать, что кричал кто-то, стоявший прямо за дверью.

— Вы имеете в виду дверь, выходящую в сад?

— Да, да — дверь рядом с тем местом, где стоит моя койка. Тут я наконец принял решение. Я взял маленький револьвер, который постоянно держу под рукой с тех пор, как закончил работу над статуей Никрис, отпер дверь и вышел в сад…

У дома послышался шум колес экипажа — кэба или автомобиля. Раздался громыхающий голос. Корам бросился к двери.

— Морис Клау! — воскликнул я.

— Доброе утро, мистер Корам! — донесся из темноты этот неповторимый голос. — Доброе утро, мистер Сирльз!

Вошел Морис Клау.

На нем был коричневый допотопный котелок и длинный потрепанный плащ с пелериной; под плащом блестели лаком остроносые парижские туфли. Глаза, скрытые пенсне в золотой оправе, внимательно вглядывались в темные уголки вестибюля. Реденькую бесцветную растительность едва ли можно было назвать украшением массивного подбородка Клау. В сумрачном свете на его лице, показавшемся мне более желтым, чем обычно, проступали мертвенные синеватые тени.

— А это, — продолжал Морис Клау, когда взволнованный скульптор сделал шаг вперед, — мистер Пакстон, потерявший свою статую? Доброе утро, мистер Пакстон!

Он поклонился, сняв котелок и обнажив свой величественный, высокий лоб. Корам собрался было запереть дверь.

— О, нет! — остановил его Морис Клау. — Дочь моя принесет мне подушку!

Пакстон недоумевающе глядел на эту сцену; в его взгляде отразилась полная растерянность, когда вошла Изида Клау с огромной красной подушкой в руках. Плащ скрывал ее гибкую фигуру, поднятый капюшон обрамлял смуглое прекрасное лицо — впечатление она производила завораживающее. Изида поровну наградила нас с Корамом одной из своих ослепительных улыбок.

— Пред тобою мистер Пакстон, — сказал ее отец, указывая на скульптора и затем на дочь. — Пред вами дочь моя, Изида. Изида поможет нам искать Никрис. Зачем я здесь, старый дуралей, положено коему спать? Позвал меня пояс статуи вашей. Я помню так хорошо, как его выкопали. История его неизвестна мне, но будьте уверены, она зловеща. Начните сначала, будьте любезны, мистер Пакстон!

— Я безмерно вам обязан! Не согласитесь ли войти и присесть? — произнес Пакстон, ошеломленно глядя на девушку.

— Нет-нет, постоим мы! — ответил Морис Клау. — Стоять хорошо, стоять во весь рост; поскольку умеет то делать человек, превосходит он других животных!

Нам с Корамом манеры Клау были не в новинку, но Пакстон, судя по всему, счел его полнейшим безумцем. Тем не менее, он приступил к рассказу и довел его до места, на котором нить повествования была прервана появлением Мориса Клау.

— Помедленней теперь, — сказал Морис Клау. — Дверь в студию вы оставили открытой?

— Да; но отошел от двери не более чем на десять ярдов. Никто не смог бы незаметно вынести скульптуру из мастерской. Вспомните, она ведь весит немало.

— Минуточку, — вмешался я. — Вы уверены, что статуя находилась на месте, когда вы выходили?

— Уверен ли! Светила полная луна, и стоило мне отдернуть занавески, как я увидел фигуру Никрис!

— Вы прикасались к ней? — прогрохотал Морис Клау.

— Нет. Это мне было ни к чему.

— Сколь сожалительно, мистер Пакстон! Чувство осязания, оно такое утонченное!

Всех изумили его слова.

— Выйдя за дверь, — продолжал Пакстон, — я оглянулся по сторонам. Никого не было видно. Затем я подошел к стене — ярдах в десяти, не более — и, подтянувшись на руках, выглянул на улицу. Она была совершенно пустынна, лишь на противоположном углу я заметил констебля. Мы с ним немного знакомы, и его присутствие убедило меня в том, что через стену никто не смог бы забраться в сад или выбраться оттуда. Я не стал его звать и немедленно вернулся в студию.

— В целости, сколько времени отсутствовали вы в мастерской? — спросил Морис Клау.

— Полминуты, не больше!

— И, вернувшись в мастерскую?

— Я с первого же взгляда заметил, что статуя исчезла!

— Боже правый! — воскликнул я. — Все это кажется просто невероятным! Констебль находился на посту?

— Да; там всегда дежурит полицейский. С того места, где он стоял, хорошо видна двойная дверь, выходящая на улицу. Потому можно сказать, что статую Никрис вытащили через сад — либо же она растворилась в воздухе! Единственная калитка, ведущая в сад, также открывается на улицу. Иначе, чем магическими чарами, я не могу объяснить исчезновение статуи!