В коридор вдвинулось разлапистое, зеленое, ледяное... Елка! И под ветками она разглядела счастливое, улыбающееся лицо Кельма.

– - Коля! Ну ты даешь...

– - Иди на место, Ирка, - сказал он строго, стараясь сдержать улыбку, - что еще за дела? Ты же работаешь, или как?

– - Ты что это притащил...

– - А что? Новый год будем отмечать? Я специально сегодня пораньше, можем и нарядить вместе.

До Нового Года оставалось шесть дней. Католическое Рождество. Христианские праздники дейтрины отмечали по возможности по своему календарю, иначе запутаться недолго. А в Дейтросе теперь лето... Ивик старалась не задумываться о смысле всех этих дат, иначе голова идет кругом... в Новом Дейтросе и вовсе в году 318 дней. Зато дни чуть-чуть длиннее. Самую малость...

По сравнению с Килном - разница с Землей совсем незначительна.

Ивик посматривала на монитор, вынимала из ящика игрушки и раскладывала их на диване. Кельм и целый ящик игрушек приволок, оказывается. Вчера еще - он поздно вернулся, Ивик спала и не заметила ничего.

Но интереснее смотреть на Кельма. Как он прокладывает гирлянду на ветках - быстро и надежно, по-умному. Пальцы хирурга, делающего десятитысячную по счету рутинную операцию. Обрубки левой руки подворачивают веточку, и два пальца правой формируют петельку, которая скользит, скользит и цепляется за зелень хвои. Точно выдерживая расстояние между лампочками. В Дейтросе такого обычая нет. На Рождество комнаты украшают серебряными гирляндами, бумажными фонариками, свечами. На севере, где живет Ивик, у Майта - тайга, там много хвойных, почему бы и не принести домой зеленое деревце? Они там другие, конечно, но какая разница. Ивик рассказывает Кельму о своих трансляторах - привычно. Каждый день что-нибудь новенькое. Мелочи. Так жена рассказывает мужу о детских шалостях и происшествиях за день. Рассказывает о Женьке. Задумчиво замолкает, вертит в пальцах матовый красный шар.

– Я бы не стал ждать, - говорит Кельм, наворачивая новую петельку.

– - Прямо сейчас? Перед праздником?
– Ивик сдвигает брови.

– - Логично сделать сейчас. Решение очевидно, затягивать смысла нет. Ее отсутствие перед праздником, в напряженное для фирмы время вызовет требуемую реакцию начальства.

Ивик опускает голову. Он прав, конечно. Вообще жаль, что с ним нельзя советоваться постоянно... Он всегда прав. Но как не хочется об этом думать... Шендак, я не гожусь для этой работы.

– А за Дамиэлем наблюдай. Я тоже посмотрю кое-что. Давай игрушки... как там у тебя, спокойно?

Ивик кидает взгляд на окна - ничего опасного не наблюдается.

Кельм сидит на полу. Ивик подает игрушки, и он аккуратно навешивает их на нижние, разлапистые ветви. Шары - красные матовые, и ярко-синие, и с рисунком.

– - Этот красивый мы наверх лучше...

Ивик откладывает шар в сторону. Снеговичок в черном шарфе. Ежик. Украшение из розовых светящихся нитей. Пальцы Ивик чуть касаются ладони Кельма. Чуть задерживаются. Кельм поднимается на колени, чтобы перейти к средним веткам. Оборачивается. Ивик, как медсестра на операции, вкладывает в его руку красный шар - как тампон для впитывания крови. Теплой крови, так неглубоко под кожей, в тоненьких жилах. Пробивающей путь в межклеточном пространстве.

– - У тебя какая группа крови, Кель?

– - Шестая два плюса.

– - У меня тоже! Точно такая же.

Ивик несказанно радует этот факт. Их кровь совместима. Они так непохожи - но они одной крови, и если кому-то из них кровь понадобится...

– - Удивительно... редкое совпадение.

– - Не очень, - говорит Кельм, - шестая два плюса - самая распространенная. Больше половины дейтринов...

– - Все равно.

Он поднимается на ноги. Ивик подает ему красивый шар - стеклянный с рисунком, ручной работы, стоит копейки, а ведь эксклюзив на самом деле, где-нибудь в Европе продали бы за сотни евро. Шар серебристо-белый, и на серебре - пушистый снежок, снеговик, синие звезды. Ивик ровно мгновение смотрит Кельму в лицо, и ловит его взгляд, серебристо-серый, острый и блестящий, как всегда, но странно-ласковый. Отводит глаза. Сердце совершает медленный прыжок вниз.

Я погибаю, Господи... что я делаю. Что творится со мной...

Она быстро отворачивается к монитору, взглядом контролирует своих подопечных.

Женька поднимает воротник. Метель швыряет в лицо колючие комья. Вдохнуть сквозь шарф. На каблуках - сквозь белесую темень, фонари почти не пробивают ее.

Она смертельно устала, но холод сейчас перебивает все ощущения, все мысли. Домой. Скорее домой, сквозь метель, к маленькой, полупустой впереди остановке автобуса, в его тускло-желтое, пахнущее бензином нутро - и домой. Горячий чай... закрыться на кухне, и пусть мать, если хочет, возмущается. Все равно я съеду от них через два месяца. И открыть ноут, а там - неземное царство, веселый рыцарь Стриж с серебряной стрелой на шлеме... Но завтра вставать в шесть. И на работу нужно высыпаться, иначе Марго... да, с Марго шутки плохи... Женька всматривается в танец снежинок в желтом фонарном круге. Ее герой... он пойдет разыскивать невесту, которую видел лишь однажды, отражением в темной воде. Он пройдет через ад... Темная жуть подступает к сердцу. Ледяной ад, как вот здесь, как эта метель... Женька видит своего героя, на ощупь выбирающего тропу во тьме, пальцы напряжены на рукояти меча, сердце - как струна. И все это - ради какой-то девчонки, которую видел в темной воде, какая глупость... Как будто мало других, красивых и нормальных. Жалко, что завтра так рано вставать... и всегда так рано вставать... Господи, какая же холодрыга! Почему героям в сказке всегда так плохо... почему бы им не жить в роскошном дворце, и не мучиться, не тащиться через ледяной ад, как будто от этого что-то изменится... но тогда ведь и сказки не получится... И с этой мыслью Женька ощутила, как подворачивается каблук, и колено словно втыкается в невидимую преграду, мир теряет точку опоры, мир переворачивается, летит назад... Она беспомощно машет руками. Полет. Резкая, нестерпимая боль в левом голеностопном суставе - до тошноты, до тьмы в глазах...

Черт возьми, эта канава... Но утром она была обнесена заборчиком! И как же теперь встать? Женька плачет от боли и отчаяния. Левая нога горит, она стала невероятно огромной, и наступить на нее теперь - никак невозможно. Женька барахтается на спине, как насекомое Кафки.

– - Ну-ка, что у нас тут такое?
– бодрый молодой голос. Какой-то мужчина, остролицый и темноглазый, спрыгнул, склонился над ней. Протянул руку.

– - Что, нога? На здоровую вставай. Вставай-вставай.

И тянет - сильно, рывком. Женька стоит на правой ноге, воткнувшись носом в стенку. Мужчина вылезает из ямы. Рывком вытягивает ее за собой.

– - До остановки... Держись за меня. Ты посмотри, какие сволочи! Мало того, что забора нет, так еще какая-то сука натянула здесь леску!

Женька плачет. Хлюпает носом.

– - Ну, тихо, не реви! Не хватало еще! Сейчас Скорую...
– он тянется к уху, включить мобильник. Женька прыгает на одной ноге, вцепившись в спасителя. Наконец он с облегчением сгружает пострадавшую на лавочку.

– - Сиди, сейчас Скорая приедет...

Через час Ивик уже сидела перед монитором. Пила горячий чай - в Питере хоть и нет такой метели, но пока добиралась от ближайших врат, тоже продрогла. Женька в увеличенном окне сидела на кушетке, выложив босую распухшую левую ногу. Молоденький дежурный травматолог накладывал лангету. По Женькиным щекам тянулись грязные разводы слез.