Действительно, в храм они втянулись без суеты и толкотни. Через несколько минут все уже стояли внутри, рассматривая весьма незамысловатые интерьеры — по крайней мере, всем так показалось сначала. Икон было совсем мало, зато света — много, как и приветливых лиц. Ободов бывал в самых разных храмах — и деревенских, и городских, и всегда находилась какая-нибудь нервная или «чрезмерно благочестивая» старушка, которая допекала замечаниями, советами или просто не по-доброму шипела. Здесь, похоже, царили другие порядки. Священник вышел на солею, поздоровался с бойцами и всех благословил широким крестным знамением.

 — Гостей наших не обижайте, — попросил он прихожан, которых в этот час собралось несколько десятков, — Сам Бог их к нам прислал.

 — Спаси Господи, батюшка, — разноголосо ответили верующие, — разве можно обижать?

 — Как быть с оружием? — спросил Ободов у Анфисы Сергеевны, которая в полной мере уже вступила в обязанности церковного старосты. Макарий, безропотно подчиняясь ей, переносил с места на место массивные скамьи. Перемещались в храме прихожане, согласно определенной ею схеме: женщины — в левую часть, мужчины — в правую.

 — Пойдемте, господин офицер, покажу вам нужное место, — она увлекла Ободова за собой.

Они прошли к южной стене храма, там, рядом с поднимающейся на хоры крутой лестницей, находилась дверь — деревянная, но массивная, окованная железом. За дверью открылся неожиданно длинный коридор с разветвлениями в разные стороны и многочисленными дверями. Перед одной из них Анфиса Сергеевна остановилась.

 — Вот здесь это место, — указала она рукой, — дверь металлическая, замок надежный, можете, если хотите, охрану выставить.

 — Без охраны нельзя, — сказал Ободов и спросил: — Откуда здесь столько помещений? Судя по размеру храма, их тут не должно быть?

 — Поверьте, — улыбнулась Анфиса Сергеевна, — через пару часов эта загадка покажется вам сущим пустяком. А сейчас я бы ответила так: да не смущается сердце ваше, в доме этом обителей много, а если бы не так, то придут приготовить место вам.[7]

Капитан открыл дверь, вошел и осмотрелся. Помещение подозрительно напоминало типовую оружейную комнату — в любом райотделе наличествовали такие же сейфы, ящики, пирамиды. Но более задавать вопросы Ободов не стал. Обещано ведь: еще будет, чему подивиться. Он вернулся и дал команду к «разоружению». Процесс занял примерно полчаса и когда близился к завершению, священник возгласил начало службы. Вверху на хорах мужской голос начал выводить молитвенным речитативом:

«Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу, Приидите, поклонимся и припадем Христу, Цареви нашему Богу, Приидите, поклонимся и припадем Самому Христу, Цареви и Богу нашему…»

 — Это Василий читает девятый час, он ваш коллега из С.-Петербурга, — сказала Ободову Анфиса Сергеевна.

 — Профессионально читает, — похвалил капитан, — видно, школа у него хорошая.

 — Так и есть, — согласилась старушка, — сейчас будет каждение и начнется Великая вечерня.

 — Я примерно представляю ход службы. А исповедь когда будет?

 — Сразу и начнется, — Анфиса Сергеевна взглянула на капитана так, словно тот спросил какую-то несуразицу, — сейчас отец Николай и другие отцы выйдут к аналоям и начнут исповедовать.

 — А кто же будет служить? — удивился Ободов.

 — Батюшки найдутся, от них еще и отбоя не будет! Ладно, мне к свечному ящику надо. Вы тут сами.

Действительно, пока отец Николай кадил, на амвон вышел еще один священник, более пожилой с седой, подстриженной снизу под прямой угол бородой. Ободов отметил его высокий благородный лоб и умные проницательные глаза.

«Слава святей, и Единосущней, и Животворящей, и Нераздельней Троице, всегда, ныне и присно, и во веки веков», — возгласил священник.

А невидимые его собратья в алтаре запели: «Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу…»

Ободов мог поклясться, что еще полчаса назад алтарная преграда представляла собой прозрачную конструкцию из брусьев, так что пространство за ней хорошо просматривалось. Но теперь высоко вверх поднялся многоярусный иконостас, с блистающими позолотой иконами самого лучшего письма. Тех, кто находился в алтаре, теперь увидеть не представлялось возможным. Впрочем, это было далеко не все, чему следовало удивляться. Пространство храма увеличилось, да так, что южная стена вообще исчезла из поля зрения капитана Ободова. И церковные своды едва виднелись сквозь облака пылающих в паникадилах огней. «Что это? — изумился он. — То ли, о чем говорила в оружейке старушка? Или будет что-то еще, более удивительное?» Он не стал мучить себя вопросами, поскольку из алтаря для совершения исповеди вышло несколько священников.

Ободов выбрал для себя совсем старенького батюшку, с рассыпанными по плечам седыми волосами. И лицо и борода у него были настолько белыми, словно это само время вычистило их добела и озарило таинственным благодатным светом. Капитан постарался подойти к нему как можно ближе. По-крайней мере два десятка человек сделали такой же выбор. Он склонился к плечу стоящей рядом молодой женщины и спросил:

 — Кто это?

 — В этом храме все священники Николаи, так уж заведено, — ответила та. — Когда этот батюшка у себя служил, тысячи людей к нему приезжали, и всех он принимал и помогал. Теперь вот у нас иногда служит.