Не стоит забывать, что это мнение человека из совершенно чуждой Ленину социальной среды, ставшего затем его убежденным идейным противником. Вряд ли Ленин полностью раскрывался перед подобными людьми. Но свидетельство В.А. Оболенского достаточно объективно, и дает представление о том, какое впечатление мог производить Ленин на рядовых разночинцев или рабочих.

Многие мемуаристы отмечают исключительную простоту Ленина в общении с другими людьми. Правда, Мартов в своих мемуарах подчеркивает, что простота в общении была свойственна только молодому Ленину: «В то время В.И. Ульянов производил при первом знакомстве несколько иное впечатление, чем то, какое неизменно производил в позднейшую эпоху. В нем не было или, по меньшей мере, не сквозило той уверенности в своей силе, — не говорю уже: в своем историческом призвании, — которая заметно выступала в более зрелый период его жизни. Ему было тогда 25–26 лет» [283] . В дальнейшем, считает Мартов, Ленин пропитался презрением и недоверием к людям. Однако элементов личного тщеславия Мартов у Ленина никогда не замечал.

Д.В. Колесов связывает простоту Ленина с полным отсутствием комплексов. Комплексы — это защитные реакции в чем-то ущемленной личности. Ленин же, по мнению Колесова, находился в гармонии с окружающей его социальной средой, ибо его естественным состоянием была постоянная борьба за осуществление поставленных целей. Именно поэтому он «был лишен тенденции самоутверждения: при его безграничной самоуверенности и преданности делу, для этого у него вообще не оставалось места» [284] . Однако с этим утверждением можно поспорить, думается, по крайней мере, один комплекс у Ленина был — он крайне редко и с большим трудом признавал свои ошибки. А иногда вообще не признавал, хотя и сознавал. Так, известному большевику А.К. Воронскому (одному из участников Пражской конференции) уже после 1917 года захотелось напомнить Ленину о том, с какой энергией тот при выборах в ЦК отстаивал кандидатуру Романа Малиновского, оказавшегося провокатором.

«Почему-то очень хотелось, — писал Воронский, — чтобы Ленин признал эту свою ошибку. Я ждал, что он с готовностью скажет: — да, да, вы были правы, я тогда опростоволосился. Выслушав меня, Ленин отвел взгляд куда- то в сторону, мельком скользнул им по густым группам делегатов, перевел его затем вверх, куда-то сначала на стенку, потом на потолок, прищурился и, как бы не понимая, куда я направляю разговор, действительно с сокрушением промолвил: — Да, что поделаешь, помимо Малиновского у нас был тогда еще провокатор» [285] . (Имелся в виду А. Романов.)

И все же, говоря о простоте Ленина, особенно в первую половину его жизни, надо признать, что он был естественно прост, и это притягивало к нему людей. Один из старейших социал-демократов Пантелеймон Лепешинский вспоминал, что вначале, находясь в ссылке и зная о Ленине исключительно понаслышке, он и его напарник по ссылке — Ленгник (кстати, ставший вскоре одним из самых близких помощников Ленина), считали Ленина этаким «генералом» от социал-демократии, высокомерным и любящим власть. «И мы с Ленгником, — писал Лепешинский, — очень гордились тем приятным сознанием, что нас нельзя упрекнуть в подражании «моде», и что мы нисколько не заражены всеобщим среди других социал-демократов фетишистским отношением к имени Владимира Ильича…» [286] . Однако прошло некоторое время, и Лепешинский получил письмо от своей супруги, в котором та сообщала, что Ленин, находившийся в Красноярске в то время, когда она проезжала через этот город, поспешил ее разыскать, чтобы познакомиться и предложить свои услуги при поездке на пароходе в Минусинск. Лепешинский вспоминал: «Произвел он на нее впечатление самого милого и обходительного человека, каких только ей когда- либо приходилось встречать. Дорогой он был очень заботлив и внимателен и к ней, и к Л.М. Старковой, ехавшей к мужу. Когда во время шестидневного пути на пароходиш- ке, не имевшем буфета, оказался продовольственный кризис, он вызвался раздобыть для пассажиров продуктов у местных крестьян и быстро стал карабкаться на крутую, высокую гору, которая чуть ли не отвесной стеной спускалась к Енисею. «Гм… — подумал я тогда же при чтении письма жены, что-то это не похоже на генеральские замашки…» [287] В то же время Лепешинский подчеркивает целеустремленность и азартность ленинской натуры: «Высыпает, например, своя компания на гладкий лед замерзшей реки, чтобы «погиганить» на коньках. Возбужденный и жизнерадостный Ильич уже первый там и задорно выкрикивает: «ну-ка, кто со мной вперегонку»… И вот уже несколько пар ног на славу работают, «завоевывая пространство». А впереди всех Ильич, напрягающий всю свою волю, все свои мышцы, наподобие излюбленных персонажей Джека Лондона, лишь бы победить во что бы то ни стало и каким угодно напряжением сил» [288] .

Если говорить о наиболее характерных свойствах натуры Ленина, то, исходя из ответов Крупской на анкету Института мозга в 1935 году, можно выделить следующее (подтверждаемое данными из мемуаров людей, хорошо знавших Ленина): большая впечатлительность в сочетании с высокой степенью эмоциональности, азартность, целеустремленность, преобладающее настроение — напряженная сосредоточенность. При этом надо отметить быструю утомляемость — Крупская вспоминала, что Ленин быстро уставал при пешеходных прогулках, а также — когда слушал классическую музыку (особенно Вагнера). Был музыкален и имел хорошую музыкальную память. (При этом совершенно не умел рисовать, хотя и проявлял интерес к живописи.) Любил напевать и насвистывать. Любил театр. Очень быстро читал и также очень быстро писал, однако, надо заметить, почерк имел неразборчивый. Крупская особо отмечала, что ленинский почерк становился более четким, когда Ленин писал о чем-то, что его волновало (например, в письмах). Рукописи писал практически без черновиков — сразу набело. Имел прекрасную зрительную память и хорошо ориентировался в незнакомой местности. Не имел страха высоты — в горах любил ходить «по самому краю». Любил быструю езду. В быту был так же прост, как и в общении с людьми. Ел все, что дадут, однако, обладая не совсем здоровым желудком, к некоторым блюдам относился настороженно. (У Ленина, например, была идиосинкразия на землянику.) Любил полевые цветы и весенние запахи. Гимнастикой специально не занимался, но плавал, хорошо катался на коньках, любил ездить на велосипеде. Был азартным грибником и охотником. Физической работой заниматься не любил, но если нужда заставляла — старался все сделать качественно (Крупская вспоминала, что в ссылке Ленин сам починил изгородь, т. к. надеяться было не на кого.) Еще одну отличительную черту характера Ленина отметил А.К. Воронский: «Ленин не любил проигрывать и уступать даже в мелочах. Случилось, что дважды подряд Леонид (один из делегатов Пражской конференции. — А. Б.) обыграл Ленина в шахматы. Ленин отказался играть в третий раз, торопливо поднялся со стула, полусерьезно и полушутливо промолвил: — ну, это не дело мат за матом получать» [289] .

Весьма интересна была его манера общения с людьми. А.К. Воронский вспоминал: «У Ленина была привычка повторять иногда конец фразы. Кроме этого он и в статьях, и в речах, и в разговоре любил кряду употреблять несколько глагольных и прилагательных форм. Это усиливало убедительность, силу, выразительность и без того энергичной его манеры говорить и писать… Поражало также его обращение: он никогда, хотя бы и невзначай, не давал собеседнику почувствовать свое превосходство, он целиком отдавался беседе, сосредоточенно и внимательно слушая, выпытывая и узнавая нужное» [290] . Эти воспоминания относятся к 1912 году (период Пражской конференции), противореча мнению Мартова, что простота была свойственна Ленину только в 1890-е годы. Надо заметить, что А.К. Воронский отличался объективностью суждений и выводов.

Вопреки распространенному мнению о сверхцентрализме большевистской партии и царившем внутри ее культе вождя, в истории большевизма есть и случаи мятежей против центрального руководства. Тем более интересно поведение Ленина в таких ситуациях. Один из таких случаев описан П.Н. Лепешинским: «Помню также один эпизод нашего коллективного бунта против верховной воли самого Ильича. Дело, в общем и целом, плевое, началось из-за какой-то ссоры между не поладившими между собою с одной стороны супругами Лядовыми…, а с другой — Бончами… Группа (политэмигрантов-боль- шевиков. — А. 2>.) стала на сторону Бончей, — Лядовым было предложено уступить во имя партийной дисциплины. Но те обратились с жалобой к Владимиру Ильичу. Ленин в резких выражениях предписал группе пустяками не заниматься. Старшие члены группы (Галерка, Бонч, Олин) сочли себя обиженными таким третированием их достоинства, и группа ответила протестом на предписание высшего фракционного центра. Получился даже разрыв дипломатических сношений на протяжении нескольких недель.

Конфликт разрешился, однако, совершенно незаметно и очень просто. Однажды вечером в столовую Олина (Лепешинского. — А. Б.) является редкий гость: не более, не менее, как сам Ильич… Олин растерянно принимает столь неожиданного гостя.

— Не хотите ли сыграть в шахматишки, — спрашивает добренький и кроткий Ильич.

— С восторгом…

Сыграли две-три партии, и Ильич ушел. На другой день группа пересмотрела свои решения о ссоре партийных «Иванов Никифоровичей» с «Иван-Ивановичами», и прочный мир был восстановлен по всей линии наших общественных отношений». Этот эпизод свидетельствует не только о способности лидера большевиков к компромиссу, но и готовности, в случае необходимости, самому сделать первый шаг. Однако эта его способность почти не затрагивала сферу идеологии, причем Ленин в политике четко отделял революционный компромисс (партия подчиняет политические и тактические задачи момента стратегической цели) от оппортунистического (партия поступается стратегическими целями ради реальной или иллюзорной выгоды момента). Понимание компромисса в политической борьбе опять-таки в рамках шахматной логики.