Маркиз описывал свои приемы маскировки и переодевания. Лукреция была поражена его изобретательностью и мастерством, с которым он говорил на том или ином французском диалекте. Ему было достаточно лишь изменить выражение лица – и блестящий аристократ превращался в смиренного клерка, солидного предпринимателя или мелкого буржуа. Его талант перевоплощения был несомненен.

Лукреция прежде не видела его таким оживленным. Она и не догадывалась, что он может быть таким по-мальчишески беззаботным и веселым.

Когда наконец стюарды покинули столовую, оставив на столе только четыре зажженных свечи, маркиз откинулся на спинку стула и взял в руки бокал. Он предложил Лукреции попробовать вино, которое, по его словам, делали монахи одного из монастырей на юге Франции.

– Наверное, лорд Бомонт счастлив, что благополучно вернулся в Англию, – заметила она.

– Да, он был весьма благодарен. И я знаю, как будет доволен премьер-министр: ему очень хотелось, чтобы лорд вернулся.

Они оба замолчали. Потом Лукреция, поколебавшись, решилась спросить:

– Вам придется возвращаться, чтобы забрать кого-то еще?

Задавая этот вопрос, она напряглась. Ей была невыносима сама мысль о том, что маркиз снова может оказаться в опасности. Она не сомневалась, что как бы ни умоляла она маркиза, больше он никогда не разрешит ей сопровождать его в этих опасных путешествиях.

«Как я это вынесу? – задавала она себе безмолвный вопрос. – Оставаться дома, знать, что в любую минуту его могут схватить, отвезти в Париж, где он предстанет перед трибуналом. А что, если его расстреляют?»

Маркиз, пригубив бокал, ответил:

– Маловероятно, что мои услуги понадобятся для спасения других пленников. Лорд Бомонт убеждает меня, что возможности побега теперь ни у кого не осталось. Французам не нравится, когда их выставляют в дураках. И я их понимаю. Должен признать, в прошлом году в результате моих действий они и вправду выглядели по-дурацки.

– Значит, вы больше не будете уезжать? – оживилась Лукреция, не в силах сдержать радость.

Маркиз покачал головой.

– Нет. Бедняги! Им придется оставаться в руках неприятеля до окончания войны. Лорд Бомонт сообщил мне, что наиболее знатных пленников отправляют из Парижа дальше на юг, в Авиньон или Лион.

– Это замечательно! – вырвалось у Лукреции.

Маркиз удивленно посмотрел на нее. Он хотел было ответить ей, но передумал и поднялся из-за стола.

– Я хочу, чтобы вы увидели закат, – сказал он. – Это потрясающее зрелище!

Он проводил Лукрецию из столовой, по дубовой лестнице они поднялись на второй этаж.

Маркиз открыл дверь, и они оказались в комнате, откуда открывался прекрасный вид на море.

В полукруглой комнате было шесть окон, она вся была залита красноватым светом. Солнце медленно погружалось в море. В спокойной водной глади отражались его алые и золотые лучи.

– Какая чудесная комната! Какой великолепный вид! – воскликнула Лукреция.

– Я рад, что вы такого мнения, – ответил маркиз. – Я сам спроектировал ее. Когда я живу здесь, мне кажется, что я плыву в море на большом галеоне.

Лукреция окинула взглядом комнату. Это была спальня. В комнате стояла огромная позолоченная кровать, украшенная резными изображениями дельфинов и других морских существ. Она смотрела в изумлении на необычную кровать, но изумление быстро сменилось восхищением – в жизни она не видела кровати красивее.

– Мой дед купил ее в Италии, – пояснил маркиз. – Я подумал, что она как нельзя лучше подходит для этого дома. Поэтому я перевез ее сюда из Мерлинкура.

– Фантастика! – пробормотала Лукреция, разглядывая алый шелковый балдахин, на котором был вышит герб Мерлинов.

И вдруг она увидела на кровати свою ночную рубашку.

– Если мы сегодня проведем здесь ночь, я не имею права прогнать вас из вашей собственной постели, – скороговоркой выпалила Лукреция и подняла глаза на маркиза.

Выражение его лица заставило ее сердце отчаянно забиться. Едва не теряя сознание от охватившего ее волнения, она подошла к распахнутому окну.

Она не видела красоты заката, не слышала шума моря и волн, бьющихся о прибрежные камни и откатывающихся назад пенными гребнями. Она была охвачена острым, почти болезненным ощущением близости маркиза, стоявшего рядом с ней.

Мгновенье помолчав, он спросил:

– А почему вы плакали?

Ее удивил его вопрос: она полагала, что смыла следы слез. Лукреция не знала, что ему ответить. Заметив, что маркиз ждет от нее объяснения, она неуверенно произнесла: