Шрифт:
В начале августа приходский священник Фернандес из Сан-Педро Мокатана также доносит в Манилу о таинственных агитаторах. Он требует срочных кровавых мер, но не знает, откуда идет вся эта агитация, и поэтому советует в первую очередь арестовать для устрашения населения всех наиболее видных и богатых уроженцев Филиппин.
Первые доносы заставляют колониальные власти насторожиться. Но генерал-губернатор Рамон Бланко твердо уверен в своей популярности и любви к нему филиппинского народа. В этих доносах он склонен видеть лишь обычную подозрительность монахов, всегда ожидавших восстания на Филиппинах, и стремление лейтенанта гражданской гвардии выслужиться. Мы знаем, а Ризаль прекрасно описал в своем романе, многочисленные случаи «восстаний», измышленных и спровоцированных провинциальными и местными властями, чтобы получить награды и повышения по службе.
Но скоро слухи получили новое и бесспорное подтверждение.
Глубокой ночью 19 августа в дом приходского священника в предместье Манилы — Тондо ворвалась мать-начальница женской монастырской школы. Дрожа от ужаса, она сообщила патеру Хилю, что ею раскрыт кровавый заговор, ставящий целью вырезать всех испанцев на Филиппинах.
Брат одной из учениц ее школы был членом «Катипунана». По довольно распространенному на Филиппинах обычаю, он отдавал свои скромные сбережения на хранение сестре. Подготовка восстания, закупка оружия и другие расходы требовали от членов «Катипунана» мобилизации всех денежных ресурсов. Юноша начал все чаще и чаще брать деньги из хранившихся у сестры сбережений. Девушка из простого любопытства стремилась выведать у брата, на что тратит он деньги, и постепенно овладела его секретом. Бедная дурочка, напуганная словом «восстание» и боясь за судьбу брата, в слезах прибежала к начальнице, а та, не теряя ни минуты, — к священнику.
Между монахами и жандармерией всегда существовала тесная связь. В ту же ночь несчастный юноша был арестован. Под пытками у него вырвали тайну местонахождения нелегальной типографии «Катипунана», где хранились бланки, программы и документы братства.
Жандармам, не удалось захватить ни Бонифацио, ни других видных руководителей «Катипунана» — они успели скрыться немедленно после обыска в типографии. В скромном жилище Бонифацио жандармы смогли захватить только его любимые книги.
Раскрытие «Катипунана» поставило перед его руководителями вопрос в упор: начинать ли восстание немедленно, несмотря на далеко незаконченную подготовку, или уйти в глубокое подполье и переждать.
Бонифацио отдавал себе ясный отчет, что, отложив восстание, «Катипунан» рисковал потерять своих лучших и наиболее активных членов: их постепенно выловил бы жандармский и монашеский сыск. Бонифацио знал, что колониальное правительство массовыми арестами и террором постарается запугать мирные слои населения и этим создаст неблагоприятные условия для народного восстания. Лучше умереть в бою за свободу, чем под пытками колониальных палачей.
В окрестностях Калаокана созывается многочисленное тайное собрание членов «Катипунана». Вопрос о возможности восстания вызывает страстный спор. Революционному крылу во главе с Бонифацио и Хасинто приходится преодолевать нерешительность многих членов, напуганных раскрытием «Катипунана». Но воля революционных вождей побеждает. Все присутствующие поклялись победить или умереть.
В знак прекращения своей зависимости от Испании они торжественно изорвали свои налоговые карточки-седулы. Эти карточки являлись не только ежедневно требуемым доказательством уплаты налога, но и единственным удостоверением личности и испанского гражданства филиппинцев.
Через несколько дней, 26 августа 1896 года, Бонифацио выпускает в Балинтаваке свой пламенный призыв к филиппинскому народу, призыв с оружием в руках восстать на завоевание свободы и попранных человеческих прав. День всеобщего восстания назначался на 29 августа.
В ночь на 30 августа в окрестностях Балинтавака первые отряды восставшего филиппинского народа вступают в вооруженное столкновение с испанской жандармерией.
Сейчас на этом месте стоит памятник, построенный впоследствии филиппинским народом: филиппинец в скромной одежде крестьянина или городского бедняка высоко поднимает оружие революции — крестьянский нож — боло…
Клич Балинтавака громко прозвучал на Филиппинах. Он пробудил к борьбе за национальное освобождение народы архипелага.
Отъезд. В оковах. Возвращение
В тот день, когда в Балинтаваке произошли первые столкновения восставших филиппинцев с испанскими войсками, Ризаль готовился к отплытию в Барселону.
Почти месяц ожидания парохода в Европу он провел на борту испанского крейсера «Кастилия» в Манильском рейде. Колониальные власти не разрешали ему сходить на берег и навещать друзей и родных.
Но жизнь Ризаля на борту крейсера не была тягостной. Командир крейсера дарил пленника знаками дружбы и внимания — поместил его в лучшей каюте, часами беседовал с ним, устраивал на корабле обеды и ужины, на которые приглашались друзья и родные Ризаля. Через несколько недель эти визиты к Ризалю явились для многих приглашенных причиной ареста и ссылки.
Здесь, на борту «Кастилии», Ризаль получил последние предложения от «Катипунана» стать во главе начинавшегося восстания. Легкая туземная лодка должна была ночью бесшумно подойти к судну, чтобы похитить Ризаля.
И Хосе Ризаль снова отказался. Он заявил, что не может обмануть доверия командира и нарушить слово, данное правительству.
Не только командир крейсера, но даже генерал-губернатор ни в какой мере не связывали имени Ризаля с начавшимся восстанием.
Тридцатого августа, подписывая приказ о введении военного положения в провинциях Манилы, Булакан, Пампанга, Нуэва Эсиха, Тарлак, Лагуна, Кавите и Батангас, генерал-губернатор снабжает Ризаля рекомендательным письмом, адресованным старому товарищу — военному министру Испании генералу Аскаррадо: