Однажды я стою рядом с ней, пока она моет посуду на кухне.

— Ты переживаешь из-за поездки в Америку? — спрашивает она.

— Переживаю?

— Понимаешь, ты будешь один так далеко, в незнакомой стране. И потом, ожидания твоего отца: я слышала, он возлагает на тебя большие надежды. Все это тебя не беспокоит?

Она перестает мыть посуду и смотрит мне в лицо, потом поспешно извиняется:

— Прости, если тебе кажется, что я излишне любопытна.

— Нет, что ты.

В голове у меня звучит голос матери: «В Африке люди умирают от голода, а ты хочешь, чтобы я беспокоилась из-за того, что отец посылает тебя в Штаты? Может, для тебя Бангладеш — более подходящее место?»

Я вспоминаю случай, когда я, раздосадованный упорным желанием отца отправить меня в Америку, сказал матери: «Видишь? Твое машинное масло не помогает мне выбраться из панциря. Я по-прежнему не в состоянии обсуждать с ним свои проблемы. Так что перестань, пожалуйста, заливать это зелье мне в глотку».

— Ты прав, мое лекарство не помогает, — призналась она. — Какая жалость!

После этого она удвоила дневную дозу.

— Это точно должно помочь.

Мои губы расплываются в улыбке.

— Чему ты улыбаешься? — спрашивает Зари.

Я рассказываю ей историю про машинное масло. Она от души смеется и говорит, что я здорово подражаю своей матери.

Чтобы ответить на ее первый вопрос, я объясняю, как на днях отец пришел домой с журналом, который друг прислал ему из Европы.

— Там были фотографии трех последних лет с краткими комментариями, — поясняю я. — Голодающие в Биафре, чилийская мать, бегущая к машине «скорой помощи» у морга, чтобы узнать, нет ли среди казненных в тот день ее сына, сидевшего в тюрьме, и многое другое. Меня особенно потряс один снимок. Маленькая двенадцатилетняя девочка была изнасилована нигерийскими солдатами в Биафре и оставлена в канаве умирать. Снимок был сделан уже в больнице, куда ее доставили. Ей сказали, что скоро к ней приедет мама, и она улыбнулась.

— О господи.

Зари прикрывает рот ладонью.

— Такого рода вещи помогают увидеть многое в перспективе, — говорю я.

Она становится ужасно печальной. Потом на ее прекрасном лице появляется задумчивая улыбка.

— Ты так умеешь сопереживать. Я люблю в тебе это.

Когда она произносит слово «люблю», меня пронизывает дивное чувство. Господи, вот если бы она выбросила из этой фразы лишние слова!

В последнюю субботу августа, почти за месяц до окончания лета, мы с Ахмедом добываем две розы и преподносим их девушкам. Роза, которую Ахмед дарит Фахимех, красная, что означает: он ее любит. Я дарю Зари белую, а это значит, что мы с ней хорошие друзья. Девушки искренне тронуты этим жестом. Фахимех обнимает Ахмеда и целует его в щеку. Зари пожимает мне руку и говорит, что я очень милый. Потом она засовывает розу в волосы, смотрит мне прямо в глаза и улыбается. Я немедленно краснею. С этого дня я замечаю, что Зари старается принарядиться, когда мы приходим к ней домой.

— Она хочет тебе понравиться, — шепчет Фахимех. — Почему бы тебе не сказать ей, что ты это ценишь?

Я яростно трясу головой, они с Ахмедом смеются. Тем не менее я мечтаю сделать Зари комплимент. И вот однажды днем мы с Зари остаемся на кухне, она моет чайные чашки, а я собираю все свое мужество и говорю ей, что у нее красивая прическа. Я мямлю свой комплимент настолько невнятно, что она оборачивается и переспрашивает:

— Что-что?

Я смущенно пытаюсь повторить, но слова застревают в горле.

— Ты сказал, что у меня красивая прическа? — спрашивает она.

Я киваю. Она улыбается и продолжает мыть посуду. Я не знаю, что говорить или делать дальше.

— Тебе больше нравится эта прическа? — спрашивает она.

Я в затруднении.

— Нет, то есть да, — бормочу я. — То есть мне нравится и та и другая, но эта очень хорошая. Конечно — или так, как сейчас, или же как раньше, — обе прически красивые, очень красивые.

Теперь я никак не могу остановиться.

— Ладно, отныне прическа будет такой, как сейчас, — не глядя на меня, тихо произносит она.

Мое сердце переполняет особая нежность, какую я никогда не испытывал прежде.

Когда я рассказываю эту историю Ахмеду, он похлопывает меня по спине и говорит:

— Превосходно, превосходно. Твой план срабатывает.

— Какой план? — спрашиваю я.

— План заставить ее задуматься о том, любишь ли ты ее. Ничто не пробуждает в женщине большего любопытства, чем подозрение, что ее кто-то любит. Она сделает что угодно, чтобы в этом увериться, — вот увидишь. Она свернет со своего пути, чтобы узнать, любишь ли ты ее. Такова человеческая природа. Кто же не хочет быть любимым?