– Ты со мной, моя милая. Папа всегда будет любить тебя. Ты всегда со мной, - выдохнул он, проводя окровавленной ладонью по бледному морщинистому лицу.

– Я тоже люблю тебя, папочка, - сердце защемило, когда голос дочери раздался откуда-то из коридора. Без выражения, холодный и прямой, но, все же, такой родной и любимый, что слезы ... горя ли, радости ли? Или, скорее, негодования, если вообще можно было отнести к ним это слово, казалось, совсем не подходящее по смыслу. Но, именно оно и отражалось на лице убитого горем отца. Он не смел верить в происходящее и, в то же время, всем сердцем желал этого. Так, как же тогда назвать эти чертовы слезы?.. предательски защипав покрасневшие глаза, соленая жидкость текла по щекам Фаермана.

Алиса очнулась от того, что кто-то с силой пнул ее в ребра. Боль пронзила мозг, она открыла глаза и испуганно уставилась на стоящую над ней фигуру. Рот открылся в порыве крика, но существо громко пробасило, «Заорешь – съем!». Голос его доносился не из закрытой искривленной пасти, простирающейся от уха до уха на огромной картофелеобразной башке. Он будто врезался в голову испуганной девочки, давя на барабанные перепонки изнутри. Алиса не закричала, а существо разразилось громким смехом, уже использовав для этого клыкастую пасть, раскрыв ее широко-широко, так, что половина головы запрокинулась назад. Похоже, что края челюсти картофелеголового граничили с затылком. Девочке сразу вспомнилась старая игрушка «PacMan», в которую она играла еще на «Dendy» - в то время, венце технологической мысли игровой индустрии. Эта игрушка была хитом, круглая желтая голова без рук и ног, со ртом во всю голову бегает по коридорам и кушает вишенки. Голова существа была бледного кожного цвета, кожа покрыта жировиками и волосатыми бородавками. Глаза большие, с черными, как смоль, зрачками, постоянно бегающими в разные стороны, порой расходясь между собой в направлениях. Носа у существа не было вовсе, только две продольные дырочки над огромным ртом, в самом центре морды. Руки и ноги у картофелеголового имелись, а вот туловища Алиса не разглядела, будто и не было его вовсе. Руки и ноги произрастали из толстой шеи, с массивным волосатым кадыком. Может быть, шея и была туловищем? Девочка хотела было спросить, кто он, но вспомнила про предупреждение существа слопать ее за малейший писк и сдержалась.

– Крапнек. Меня зовут Крапнек, девочка, - прочитал ее мысли картофелеголовый, - ладно, можешь говорить, как смертная. Ментально общаться еще успеешь научиться, времени у тебя теперь мно-о-ого, - протянул он и вновь захохотал.

– Где я? Где папа? Что случилось?

– Ты умерла, - коротко и исчерпывающе заявил Крапнек.

Алиса закатила глаза и упала в обморок, попутно подумав, что в загробном мире тоже случаются обмороки и это как раз один из них..

ВАЗ 2109 после капитального ремонта двигателя и подвески мчался по дороге необычайно шустро. Егор Алексеевич даже не побоялся, как только выехал на окружную дорогу, разогнать его до ста сорока километров в час. Машина досталась ему от деда и была дорога, как память. Потому капитан милиции, ныне гордо носивший звание «полицейского», не торопился менять её на какую-нибудь лощеную иномарку. Да и притязаний со стороны отдела внутренней безопасности заметно меньше, чем у того же Рудковского, по глупости ... или из наглости ... подкатившего недавно к участку на новеньком Nissan Teana. Тем не менее, в сервисе над старенькой «девяточкой» поработали на славу, заменив всю ходовую и детали двигателя на импортные аналоги. При этом не на абы какие аналоги, а на самые дорогие и качественные. Амортизаторы, например, капитан полиции ждал аж две недели из США. И пусть внешне ВАЗ не отличался от своих собратьев, внутрянка у него получилась самая, что ни на есть иномарочная. Еще на сервисе установили полную шумоизоляцию, все ржавые детали кузова заменили новыми, покрасили, отполировали, заменили оптику. От «армянского тюнинга», типа скорпиона на заднем стекле, неоновой подсветки днища, ксенона и сабвуфера величиной с багажник, Егор наотрез отказался. Для него очень важно было сохранить внешний вид автомобиля такой, с каким он сошел с конвейера в далеком 1988-ом ... будь тот год прямо сейчас, конечно. Подъехав к зданию центрального управления, Егор мастерски припарковался, почти не снижая скорость, выдернул ключ из замка зажигания и направился ко входу. В прихожей скопилось много народа, Гриша Вишневский с «укоротом» за спиной стоял в сторонке и наблюдал, чтобы стоящие в очереди в паспортный стол старушки не настучали по голове молодому поколению, стоящему по той же причине. От коридора толпу паспортистов отделяла тоненькая фанерная перегородка, на которой красовались карта города и портреты первых государственных лиц – президента, премьер-министра и министра обороны. С плоскости перегородки, вожди нации с отеческой любовью и заботой смотрели на свой народ, толкающийся и кричащий на свой лад. Следом за Егором вошла пожилая женщина, скорее всего цыганской национальности. Она обвела взглядом прихожую и медленно подошла к Грише.

– Ой, какая очередь большая. А можьно я без очереди пройду? – Гриша посмотрел на нее веселыми глазами.

– Конечно же ... очередь займите, и пройдете, как подойдет ...

– Ну, можьно я без очереди пройду, - продолжала жалобно клянчить цыганка.

– Ну, конечно же! – ничуть не смутившись, вновь повторил Гриша, - Очередь займите и, как ваша подойдет, пройдете.

Егор поздоровался с Гришей за руку, цыганка нехотя, ворча что-то под нос на родном языке, отошла в конец очереди.

– Как дела?

– Да, как видишь. С утра народу набежало, дак еще всякого разного,- с улыбкой ответил Вишневский, - Мало, что у магазина трутся, проходу не дают, так и здесь еще канючить пытаются. Хорошо, хоть, без ребенка пришла, я б совсем тогда чеканулся.

Сам по себе, Гриша был здоровенным мужиком лет сорока, с огненно рыжими волосами и ухоженными густыми усами. Не смотря на то, что в прошлом Вишневский служил наемником в рядах российской армии, воевал во множестве горячих точек и повидал такое, от чего у любого человека крышу бы снесло – он всегда выглядел веселым и добродушным мужичком с румяными щеками и добрыми голубыми глазами. Добродушный вид Вишневского не раз приводил к разного рода неприятностям. Когда преступники решали, что с Гришей можно разобраться на понтах и голом базаре, напугать его, например, или права качать начинали, добродушие у бывшего наемника исчезало мгновенно. Он превращался в боевую машину, и преступным элементам приходилось очень туго. Многих он прописывал в больницу на долгие месяцы.

– А что тебя над очередью следить заставили? Дежурный же дядя Коля сегодня?

– Так он и есть. Отошел ненадолго, а я синяка привез. Вон он за перегородкой лежит. Буйный был очень, сейчас его ребята оформят, и я дальше по делам поеду.

Егор направился к перегородке, и нос к носу столкнулся с лицом кавказской национальности, лет тридцати. Наглое выражение лица, руки в карманах, старается держаться по-хозяйски. Сзади к нему подошел Миша Сторожев – коренастый лысый мужичок из убойного отдела. Он был похож на известного актера Голливуда, знал это и старался приблизить схожесть по максимуму. Скажем, когда Дуейн Джонсон появился в новом «Форсаже» с усами и бородкой – Сторожев тут же отпустил такие же. Миша схватил кавказца за шиворот куртки из тонкой коричневой кожи и рывком забросил куда-то за перегородку. Тот попытался подняться, крича что-то на родном языке, на что Сторожев ответил увесистым пинком. Больше кавказец не проявил желания выступать. «Видимо, сильно напортачил. Миша просто так не звереет, даже с кавказцами», подумал Егор.

– Что натворил? – спросил он Мишу, здороваясь за руку и кивая в сторону кавказца.

– К девочке в общежитии приставал, чутли не в рабство ее запрячь пытался. Хотел, чтоб мусульманство приняла и ублажала его всячески. Хорошо, что она с дочкой моей в группе вместе учится. Я этого козла по тихому у общаги выцепил, в машину загрузил, теперь учить обращению с девушками буду.

– А оформишь как?

– Да, какая разница, Алексеич? – отмахнулся он, - Попытка изнасилования есть, а от попытки до преступления полшага. Засажу, скотину. В тюрьме сам бабой будет. Ну, а пока ... поучу Артурчика уму разуму, - последнюю фразу он специально сказал громко, чтобы Артурчик, сидящий сейчас в углу и держащийся за живот, все слышал. Наглость в глазах кавказца угасала, на смену ей приходил страх.