– А как же сталкеры? – не удержался от вопроса Шершнев.

– Многие погибают в первые дни после имплантации, – сухо ответил Завьялов. – Я вообще не понимаю, почему Новиков отправляет тебя на задание без должной подготовки. У нас военные сталкеры по полгода тренируются, прежде чем первый раз пересечь Барьер».

Воспоминания отхлынули, возвращалась четкость восприятия. Шершнев попробовал еще раз обернуться, но теперь уже медленно. Предметы исказились, но не исчезли. Мозг, переключившись на иную сенсорику, получал данные от сканеров, визуализировал их, но пока все происходило медленно, детализация оставляла желать лучшего, да и «картинка» постоянно притормаживала.

Через пару минут головокружение прекратилось, а границы восприятия постепенно начали расширяться, теперь он уже различал некоторые предметы на удалении в десять-пятнадцать метров – явный прогресс, учитывая, что на самом деле мир по-прежнему находился во власти нескончаемой пылевой бури.

«Как здесь вообще могут выживать люди?» – непроизвольно подумал Шершнев, начиная подъем по пологому склону.

Колонну бронетехники он не обнаружил.

Временная стоянка пустовала, обрамляющие ее устройства не работали, следы траков гусениц занесло вездесущим серым прахом.

«Ладно. – Иван уже мысленно смирился с создавшейся ситуацией. – Отыщу укрытие, пережду, колонна, согласно маршрутной карте, будет возвращаться тем же путем. Вот тогда и поговорим, лейтенант Рыжов», – мысленно пообещал себе он.

По сути, задачу Шершнев все же выполнил. Теперь не было смысла дергаться, импланты активировались, следовало действовать осторожно, обдуманно, использовать время до возвращения колонны, чтобы в какой-то степени адаптироваться к новым ощущениям и возможностям.

Неприятные эффекты тем временем усиливались, да и окружающая обстановка серьезно давила на психику.

Напитанные влагой облака клубились низко, почти касаясь земли, шквалистый ветер гнал их в сторону Барьера, пластал по руинам зданий, смутно проступающим во мгле.

Ветер рвал по нервам. Расширитель сознания играл с его восприятием как заблагорассудится, поочередно усиливая то зрение, то слух, – вот сейчас, к примеру, скрежет ветвей металлического кустарника внезапно стал резким, нестерпимым, он заглушил все остальные звуки до такой степени, что Шершнев почувствовал себя погруженным в недра обветшалого механизма, столетия работающего без смазки.

Затем резко обострилось зрение, мгла окончательно расступилась, он увидел даже невысокие столбики, отмечающие границы внутреннего периметра Барьера, невольно отметил, как аномальная сила гравитации пластала металлические побеги по земле, вытягивая их в сторону мутного купола уплотненного воздуха.

Затем с рассудком начали происходить непредсказуемые метаморфозы.

Довольно четкое черно-белое восприятие реальности внезапно трансформировалось. На несколько секунд сознание помутилось, затем мир обрел зловещие краски: серая хмарь превратилась в багряный сумрак, словно перед мысленным взором майора открылась сюрреалистическая картина ландшафта иной планеты, на фоне которого внезапно начали прорисовываться совершенно невозможные детали – это появились первые энергоматрицы. Сведения об источниках энергетической активности поступали от датчиков, но интерпретировались рассудком.

В результате возникло болезненное ощущение, будто две совершенно разные реальности наслаиваются одна на другую, вызывая чувство мгновенной дезориентации. Дыхание непроизвольно участилось. Щекотливая капелька пота скользнула по спине. Взгляд по-прежнему тонул в серой клубящейся мгле, сминаемой порывами ветра, а мысленный взор проникал сквозь пелену облаков, расширитель сознания вычерчивал рельеф местности, проецируя на него сотни очагов энергетической активности.

С каждой секундой Иван воспринимал все больше подробностей окружающего, чувствуя, что рассудок не справляется. Неповторимая гамма несвойственных человеку ощущений навалилась разом, в один миг, низводя сознание до состояния информационного шока.

«Правильно сделал, что затаился, решил переждать. Хорош бы я был, находясь в движении…» – Мысль скользнула где-то по периферии сознания, голова резко и неприятно кружилась, глаза болели, словно он долго во что-то всматривался.

Потребовалось минут десять, прежде чем рассудок майора начал понемногу адаптироваться, примиряя между собой два уровня восприятия.

Унылый скрежет «жестянки» монотонно царапал по нервам. Энергоматрицы созданных скоргами ловушек, искры, мечущиеся по зарослям автонов, несколько смутно очерченных силуэтов крупных изделий техноса, «пасущихся» в отдалении, среди всплесков холодных энергетических волн, – все это воспринималось остро, выбивало из равновесия, несло очевидную угрозу.

Он непроизвольно взглянул на часы.

«Где же тебя носит, Рыжов?»

Отчужденное пространство Пустоши.

Маршрут следования колонны…

– Рыжик!

Лейтенант обернулся. Активатор сервомоторов наскоро подлатали, и он уже не прихрамывал, двигаясь следом за продавливающей «жестянку» боевой машиной.

– Чего тебе?

Зулус догнал его, произвел едва уловимое движение, и в воздухе спроецировалась карта местности.