Шрифт:
Прибавление. Гражданское общество есть разъединение, которое появляется посредине между семьей и государством, хотя развитие гражданского общества наступает позднее, чем развитие государства, так как в качестве разъединения оно предполагает наличность государства, которое оно должно иметь перед собою как нечто самостоятельное, чтобы существовать. Гражданское общество создалось, впрочем, лишь в современном мире, который один только воздает свое каждому определению идеи. Когда государство представляют как единство различных лиц, как единство, которое есть лишь общность, то этим разумеют лишь определение гражданского общества. Многие новейшие государствоведы не могли додуматься до другого воззрения на государство. В гражданском обществе каждый для себя – цель, все другие суть для него ничто. Но без соотношения с другими он не может достигнуть объема своих целей; эти другие суть потому средства для целей особенного. Но особенная цель посредством соотношения с другими дает себе форму всеобщности и удовлетворяет себя, удовлетворяя вместе с тем благо других. Так как особенность связана с условием всеобщности, то целое есть почва опосредствования, на которой дают себе свободу все частности, все случайности рождения и счастья, в которую вливаются волны всех страстей, управляемых лишь проникающим в них сиянием разума. Особенность, ограниченная всеобщностью, есть единственная мера (Мая), при помощи которой всякая особенность способствует своему благу.{212}
Таким образом, себялюбивая цель, обусловленная в своем осуществлении всеобщностью, обосновывает систему всесторонней зависимости, так что пропитание и благо единичного лица и его правовое существование переплетены с пропитанием, благом и правом всех, основаны на них и лишь в этой связи действительны и обеспечены. Можно рассматривать эту систему ближайшим образом как внешнее государство, – как основанное на нужде государство рассудка.
Идея в этом своем раздвоении сообщает этим моментам своеобразное наличное бытие, сообщает особенности право развиваться и распространяться во все стороны, а всеобщности – право показать себя основанием и необходимой формой особенности, равно как и верховной властью над нею и ее последней целью. – Именно система ушедшей в свои крайности и потерявшейся в них нравственности и составляет абстрактный момент реальности идеи, которая здесь имеется лишь в качестве относительной целостности и внутренней необходимости в этом внешнем явлении.
Прибавление. Нравственное ушло здесь в свои крайности, потерялось в них, и непосредственное единство семьи распалось здесь на множество. Реальность есть здесь внешность, распад понятия, самостоятельность ставших свободными наличных моментов. Хотя в гражданском обществе особенность и всеобщность распались, они все же взаимно связаны друг с другом и обусловливают друг друга. Хотя и кажется, будто одна делает как раз противоположное другой и полагает, что может существовать лишь держа другую на почтительном расстоянии от себя, все же каждая имеет другую своей предпосылкой. Так, например, большинство людей смотрят на уплату налогов как на нарушение их особенности, как на нечто враждебное им, мешающее осуществлению их цели. Но, хотя им и на самом деле эта кажется, все же особенность цели не может быть удовлетворена без всеобщего, и страна, в которой не уплачивали бы налогов, вряд ли отличалась бы и ростом силы особенности. Точно так же могло бы казаться, что со всеобщностью обстояло бы лучше, если бы она стянула к себе силы особенности, как это, например, осуществляется в платоновском государстве. Но и это опять-таки лишь иллюзия, так как обе существуют лишь друг для друга и друг посредством друга, переходят друг в друга. Способствуя осуществлению моей цели, я {213}способствую осуществлению всеобщего, а последнее в свою очередь способствует осуществлению моей цели.
С одной стороны, особенность, как распространяющееся во все стороны удовлетворение своих потребностей, случайного произвола и субъективного каприза, разрушает в своих наслаждениях самое себя и свое субстанциальное понятие; с другой же стороны, удовлетворение необходимых и случайных потребностей, как подвергающееся бесконечному возбуждению, находящееся во всесторонней зависимости от внешней случайности и внешнего произвола, а также ограниченное властью всеобщности, случайно. Гражданское общество представляет нам в этих противоположностях и их переплетении картину столь же необычайной роскоши, излишества, сколь и картину нищеты и общего обоим физического и нравственного вырождения.
Примечание. Самостоятельное развитие особенности (ср. § 124) представляет собою момент, который проявляется в античных государствах как наступающая порча нравов и последняя причина гибели этих государств. Эти государства, находящиеся частью под знаком патриархального и религиозного принципа, частью под знаком принципа более духовной, но вместе с тем более простой нравственности, построенные вообще на основе первичного природного созерцания, не могли вынести его раздвоения, бесконечной рефлексии самосознания в себя и пали под тяжестью этой рефлексии, когда она стала выдвигаться сначала в области умонастроения, а затем также и в действительности, потому что их еще простому принципу недоставало подлинно бесконечной силы, содержащейся лишь в том единстве, которое дает противоположностям разума развернуться во всей их мощи, преодолевает их и, следовательно, сохраняет себя в них и сдерживает их внутри себя. – Платон в своем государстве изображает субстанциальную нравственность в ее идеальной красоте и истине, но он не может справиться с принципом самостоятельной особенности, ворвавшимся в его время в греческую нравственность, иным путем как противопоставляя этому принципу свое лишь субстанциальное государство, совершенно исключая его из последнего в самих его начатках, каковыми являются частная собственность (§ 46) и семья, исключая его затем также и в его дальнейшем развитии, как например, произвольный выбор сословия и т.п. Этот недостаток и является причиной того, что не замечают великой субстанциальной истины его {214}государства и смотрят обыкновенно на последнее как на мечту абстрактной мысли, как на то, что часто даже называют идеалом. Принцип самостоятельной внутри себя бесконечной личности единичного человека, субъективной свободы, взошедший внутренне в христианской религии, а внешне, и потому, в связи с абстрактной всеобщностью, – в римском мире, не получает подобающего положения в этой исключительно лишь субстанциальной форме действительного духа. Этот принцип исторически появился позднее греческого мира и точно так же философская рефлексия, опускающаяся до этой глубины, есть более позднее явление, чем субстанциальная идея греческой философии.
Прибавление. Особенность сама по себе есть излишество и безмерное, и формы этого самого излишества тоже безмерны. Человек расширяет путем представлений и размышлений свои стремления, которые не представляют собою замкнутого круга, подобно инстинкту животных, и это расширение ведет их в дурное бесконечное. Но, с другой стороны, лишения и нужда суть также нечто безмерное, и это запутанное состояние может быть приведено в гармонию через ставшее его господином государство. Если платоновское государство хотело исключить особенность, то надо сказать, что этим нельзя помочь, ибо такая помощь противоречила бы бесконечному праву идеи освобождать особенность. Преимущественно в христианской религии взошло право субъективности как бесконечность для-себя-бытия, и при этом целость должна вместе с тем получить достаточную силу, чтобы приводить особенность в гармонию с нравственным единством.
Но принцип особенности именно потому, что он развивается сам по себе в целостность, переходит во всеобщность и в ней одной обладает своей правдой и правом на свою положительную действительность. Это единство, которое вследствие самостоятельности указанных двух принципов на этой точке зрения раздвоения (§ 184) не есть нравственное тожество – это единство имеется именно поэтому не как свобода, а как необходимость того, чтобы особенное возвысилось до формы всеобщего, чтобы оно искало и имело в этой форме свое существование.