– Только утром, – медленно сказала Ольга.

– Что? – Никита повернулся к ней. – Ты видела, как утром весьма подозрительный тип сбросил этот чемодан к нам в багажник с вертолета? На вертолете были иракские номера? Или это происки американских спецслужб?

Ольга покачала головой и ответила по сути, а не на шутку:

– Утром мы не сами загружали вещи в машину. Ну, помните, эти американцы...

– Ах да, – досадливо поморщился Никита, тоже сообразив, – верно.

Поутру в вестибюле отеля царило такое столпотворение из-за выписывающихся американских туристов, желавших так же, как и многие другие, пораньше попасть к месту высадки, что служащие гостиницы помогали относить багаж в машины. Никита дал ключи такому служащему, а Ольга указала на сложенные горкой чемоданы и сумки. Когда закрывали багажник, чемоданчика не увидели: он прятался за Женькиным и Никитиным рюкзаками. И только к вечеру Ольга разглядела прибавление багажа.

– Думаю, этот парень в гостинице прихватил чужой чемоданчик. Рядом с нашими стояли чьи-то вещи, вот служащие и перепутали...

– И загрузили к нам. А мы не посмотрели. Блин. – Никита глядел на бумаги. – Наверное, нужно возвратить все это владельцу, кто бы он ни был.

– Благородная душа! – сказал Женька. – Достаточно будет вернуться в гостиницу и отдать чемоданчик на ресепшн. Они оставят у себя на хранение, а владелец спохватится и заберет. Если уже не спохватился.

– Пилить обратно – это часа полтора, а то и больше, – раздраженно произнес Никита. Они только что проехали Монтбур, Кан лежал далеко позади, а вот до Шербура-Октевиля оставалось совсем немного. – Сейчас шестой час. Оля вон еле на ногах стоит. Если парень из гостиницы ошибся, сегодня владельцу придется пережить. Мы едем дальше, заселяемся в отель, а завтра подумаем, что делать.

– Можно позвонить в ту гостиницу из Шербура, – предложила Ольга.

– Сама будешь с ними объясняться. – Женька вовсе не горел желанием воплощать последнюю идею в жизнь. Сегодня у него выдался непростой день: с большинством французов, встретившихся на жизненном пути, беседа не клеилась. Нормандцы разговаривали на своем диалекте, лишь некоторые переходили на классический французский из уважения к иностранцу, и все равно Жениных знаний не хватало для непринужденного общения.

– Своею волей я прекращаю этот бессмысленный и беспощадный спор, – торжественно провозгласил Никита и захлопнул крышку чемоданчика. – Давайте, ребята, в машину.

Движение на дорогах стало менее интенсивным, а потому в Шербур приехали через полчаса. Ольга действительно устала так, что было уже не до разглядывания местных красот – они вполне могли подождать до завтра. Хотелось есть и спать, но так как делать это одновременно не представлялось возможным, пришлось выбирать.

Маленький уютный отель недалеко от площади Наполеона являл собою разительный контраст с предыдущим. Американцы не толпились, служащие не выглядели замученными и в два счета выдали ключи от номеров. Ресторан тоже нашелся быстро и близко, и в нем не наблюдалось бешеных толп. Похоже, приехавшие на празднование дня высадки туристы селились в основном в районе Кана, откуда было удобнее добираться до основных достопримечательностей.

Ольга поела, выпила кальвадоса и едва не заснула, сидя на стуле. Мир казался таким теплым и добрым и обернулся вокруг, словно пушистый кот. Золотые огни в ресторанах, шумные французы, безмолвный каменный Наполеон на площади, воздевший руку и сдерживающий каменного же коня, застывшего в вечном движении... Освещенные причалы, яхты в порту, позвякивание ложечек, аромат кофе, мороженое горкой в полупрозрачной креманке. И двое лучших друзей рядом – один лучший-лучший, а второй – до сих пор не только друг...

– Ой, ребята, – сказала Ольга, – я вас так люблю!

Никита улыбнулся:

– Этому столику больше не наливать!

– Да ладно тебе. Я трезвая.

– А я знаю. – Он смотрел на нее пристально, не отрываясь, глубоко втягивая дым очередной сигареты и пощелкивая зажигалкой. Зажигалка тоже была тематическая, из серии «Zippo» – «Sands of Normandy» [9] – с надписью, конечно же, «D-Day». – Когда ты пьяная, ты грустишь, а когда трезвая – всех любишь.

– Знаток человеческих душ, – вздохнула Ольга.

– Ну, тебя-то я знаю.

Она хотела сказать ему, что, может, изменилась за прошедшие годы, и не так-то хорошо он ее знает, и вообще не знает, – но это могло привести к длинному разговору, который Ольга не желала затевать. Если Никита хочет, чтобы было просто, пусть так и будет.

– Конечно, – согласилась она, – сколько лет дружим...

– Страшно подумать, – Ильясов тоже настроился на ностальгический лад. – Столько не живут.

Им всем сейчас было по тридцать, а дружили они с пятого класса... М-да, действительно, – не живут столько.

Они еще посидели, вспоминая старые времена, а потом Ольга вправду почти заснула, и Никита сказал, что пора возвращаться в отель. Из молодежного бара неподалеку доносилась веселая музыка, там толпился народ, и при желании можно было бы присоединиться, однако ноги уже не держали.

Правда, стоило Ольге оказаться у себя в номере, принять душ и забраться в кровать (особенно умиляло и наставляло на добрый лад постельное белье в цветочек), как сон сбежал. Ольга долго лежала в темноте, разглядывая на потолке отсвет оранжевого света от фонаря на набережной, и думала о том, какая она трусиха.