Мака почувствовала, что вот-вот умрет от страха. И хотя держалась она как разнузданная модель на натоптанном подиуме, в глубине души ощущала ужас. Каждую секунду ей мерещилось, что очередной проходящий мимо мужик тянет к ней руки; что ее силой запихивают в машину у тротуара и куда-то увозят; что она элементарно не удерживается на каблуках и падает на свежевычищенный асфальт.

Теперь Мака и сама не могла понять, как умудрилась решиться впервые в жизни без Инны, без бабушки или без толпы приятелей, с которыми они выбирались в центр пару раз, притащиться сюда. И дернул черт натянуть такую короткую юбку! Если бы мать увидела ее в таком виде, скандала было бы не избежать. А она уже так устала от этой жизни в вечном сопротивлении! Только-только наступил хоть какой-то мир.

Оставалось надеяться на то, что к моменту ее возвращения домой Инна уже будет спать. Или, как всегда, засядет за свой компьютер, что в принципе одно и то же. Маку раздражали эти ночные бдения матери – Инна словно переставала существовать. Мака, казалось, могла стоять на ушах, привести в дом друзей, устроить погром – мать ничего бы не заметила. И этот уход от реальности, от собственного ребенка был обидней всего.

Мака наконец взобралась вверх по ступеням, ведущим к ресторану, и смутилась, взглянув на швейцара, который распахнул перед ней высоченную дверь. Если бы не желание разобраться с Игорем Варшавским и отвоевать у него любовь матери, она бы на пушечный выстрел не подошла к такому пафосному заведению.

Едва Мака переступила порог и завертела головой в поисках гардероба, как зазвонил телефон. Она вытащила из кармана аппарат и взглянула на дисплей: на нем мигал телефон матери. Обойдется! Начнет снова пилить, требовать, чтобы в девять она была дома, но устраивать телефонные разборки на публику Мака не собиралась.

Не обращая внимания на трезвон, она уставилась на миниатюрную девушку, возникшую перед ней словно из-под земли. В форменном черном платье с кружевным воротничком она походила на фарфоровую статуэтку прошлого века.

– Вас ожидают? – елейным голосом поинтересовалась ресторанная фея.

– Да, – Мака торопливо кивнула и облизала губы, – мужчина, – потом задумалась и добавила: – Пожилой.

– Сейчас поищем, – девушка улыбалась, – позвольте вашу шубку.

Мака засуетилась, расстегивая крючки. Она попыталась скинуть полушубок изящным движением, но ей помешала сумка, о которой девочка забыла. Движения получались нелепыми, угловатыми, но фея терпеливо ждала, и от ее присутствия Мака только еще больше нервничала. Наконец с верхней одеждой было покончено. Девушка упорхнула куда-то с голубой норкой, а вернулась с маленьким чеканным квадратиком в руке.

– Пройдемте!

Она повела Маку за собой, вопросительно поглядывая на нее каждый раз, когда они приближались к очередному столику. Мака взмокла от напряжения, пытаясь угадать в респектабельных, разодетых в пух и прах мужчинах любовника матери. Один оказался седым старичком, второй был настолько толстым, что Мака, проходя мимо, только брезгливо поморщилась, третий, четвертый, пятый… Они обошли весь зал.

– Может быть, вы подскажете имя, и я смогу вам помочь? – предложила догадливая фея.

– Игорь, – недовольно буркнула Мака.

– Варшавский? – в изумленных глазах живой статуэтки мелькнуло почтение. – Вы не заметили. Столик справа, под прекрасной картиной его кисти.

Маку начало раздражать, что фарфоровая девушка разговаривает с ней на идиотском языке, от которого за версту разит старьем и вонючей плесенью. Что за бред – «его кисти»? Она подняла глаза и уставилась на разноцветные, почти геометрической формы мазки, из которых возникало странное лицо очень знакомой женщины. Бесконечные фиолетовые волосы в мелких кудрях превращались в хмурое преддождевое небо, закручивавшееся в воздушные воронки над ее головой. Так, значит, этот Игорь художник! Неплохо он изобразил предгрозовую канитель, которая вечно творится в голове у ее матери. Мака не смогла бы объяснить, по каким чертам лица она узнала Инну – ни нос, ни губы, ни даже глаза не имели ничего общего с образом матери, – но ее настроение он уловил правильно.

– Да, – уверенно кивнула Мака и смело направилась к столику.

– Добрый вечер! – поздоровалась она, вглядываясь в лаково-черную макушку.

В этот момент на столе зазвонил телефон Варшавского. Мака взглянула на дисплей и по последним цифрам узнала номер матери. Ноги ее подкосились от страха. Но Игорь только пробормотал: «Замучили», – и отключил звук. Поднял на девушку печальные глаза, улыбнулся одними губами. Ни на лбу, ни вокруг глаз мужчины Мака не увидела заметных морщин, а в блестящих в свете хрустальных люстр волосах не обнаружилось ни единого седого волоса. Кажется, она погорячилась, когда назвала его «пожилым».

– Александра? – Он поднялся ей навстречу и оказался одного с ней роста: дернул черт влезть на эти башни-каблуки!

– Да, – она заторможенно кивнула.

– Рад вас видеть, – улыбка сошла с его губ, – прошу!

Мака опустилась в удобное кресло напротив него, он тоже сел. Теперь уже Игорь казался выше, и ей приходилось смотреть снизу вверх. Бросив на нее пронзительный взгляд, он протянул меню.

– Я пью «Просекко», – сообщил между прочим, – присоединитесь?

Не поняв, о чем речь, Мака торопливо кивнула, пряча глаза в увесистом томе. Игорь махнул рукой. Для девушки тут же принесли второй бокал. Официант извлек из ведерка бутылку темного стекла и, заботливо протерев ее льняной салфеткой, наполнил Сашин бокал.