Мы обеспечиваем себе право неотъемлемой собственности жизни и смерти.

И кладем это право в фундамент нашего творчества. Не имея этого права, мы не сможем покрыть крышей строющееся наше здание.

Объявляем, что жизнь и смерть принадлежит нам. Приветствуем Идею Социализма и Революцию, снесш<ую> уже не один трон Монархов-Самодержцев, уничтожавши<х> законом сапога лучшие силы народных творцов.

Но это Социализм Жизни. В Искусстве есть другой Монарх, Академия Искусств, застенок обезглавливания творческ<ой> силы, приводя<щий> ее к жертвеннику вещи. Как у подножия трона Монарха-Самодержца лишали жизни посланников народа, так уничтожает волю свою молодость на ступеньках Академии Искусства и школ.

Именем Идеи Великого Искусства Академия простого грубого ремесла прикрыла свою вывеску. Обещая дать <звание> ученого гения творчества, выдает аттестаты ремесленников — портретистов, пейзажистов, жанристов.

Мы протестуем против присвоения Академией звания Искусства и требуем <ее> переименования в Высшее ремесленное Училище Искусств.

Мы требуем, чтобы наравне с ныне существующей ремесленной Академией Искусств существовал Дворец Творчества, с отдельными лабораториями для тех творцов, которые создают <нечто> больше<е>, нежели обслуживание прихотей.

Мы, не окончившие Академий, спасли себя благодаря своему презрению к ней. В своих небольших мастерских <мы> создавали орудия и наносили пробоины старому сознанию.

В ремесленном омуте Искусства, в который попадали все, кто тяготился идеей живописи, было одно русло, и в этом русле плыли разные люди, в хаосе понятий смешались все настоящее и ненастоящее.

Есть много Искусств, но Искусство творить есть одно, и мы впервые вынесли его из хаоса за пределы искусств повторений.

1) Мы, подписавшие этот манифест, первыми подняли знамена Революции Искусства, беспощадного уничтожения законов академизма, подставляя голову свою под удары брани, свиста и насмешек печати и толпы. [Но гордо было чело наше] и крепки наши мышцы; принявши бой с огромной организацией Академизма, шаг за шагом сваливая позорные страницы брани авторитетов академизма, водрузим новое знамя Искусства Супрематизма.

К нему шла революция Кубизма и футуризма, окончательно уничтоживших понятие о вещи как о целом.

2) Нами был разрушен тот оплот Академизма, под гнетом которого истинные задачи творчества гибли в досужей фантазии и под чисто ремесленными задачами выполнения художественных портретов, пейзажей, жанров.

Вот почему в Академическом Искусстве вздымается мощь уродства и на лакированном пути [слащавости] ремесленного Академизма пузырится лакированный их путь <так!>.

3) <Искусство> всегда разд<еля>лось на две категории — ремесло и стрем<ление> к творчеству.

До сей поры под Искусством Академизма [академизмом мы считаем все то, где в изображ<ении> торчат пара глаз и улыбка, <все то,> что основывается на формах природы и рассказах нашей обыденной жизни] путались понятия [Великого] Искусства, [т. е. тех] гениев, которые пробивал<и> через уродство форм природы выход непосред<ственному> твор<честву>, и искусства тех художников, у которых было одно> стремление достигнуть тождественности, т. е. достигнуть ремесла умения выпол<нять> заказ<ные> портреты и сценки. Смешивалось ремесло и творчество.

4) И бунт в Искусстве Кубизма и футуризма есть стремление гения разбить толщу наслоения ремесленной идеи и выйти к проявлению своей воли.

Революция Кубизма и футуризма основала свое Искусство на обломках вещи, создавая новый порядок их композиции.

Мы же пошли дальше и отвергли всё, изгнали всякое соприкосновение с вещью и сутолокой жизни.

Намеченный нами путь Искусства равнодушен к горю и радости жизни, как равнодушно <к ним> синее пространство неба.

Мы вынесли себя за пределы горизонта вещей к новой Культуре Искусстване <как> ремесла, а творчества. И объявляем <себя> свободными творцами в противовес свободным художникам Академического ремесла.

Благодаря дилетантскому любительскому случайному отношению к собранию художественных произведений, искусство было представлено односторонне. Показывалась одна сторона, одно освещение, все же формы другие не признавались достойными и погребались на чердаках годы.