Шрифт:
– Но мы не…
– Сюда идут! – Нина показала пальцем. – Вот, смотри!
Маша обернулась. В отдалении темнел небольшой дом, а от него, по узкой тропе, шел коренастый широкоплечий мужчина. Щеки его покрывала щетина, похожая на сажу, черная кепка была надвинута до самых бровей. Одет мужчина был в телогрейку и сапоги.
Маша заметила, что при его приближении Нина напряглась еще больше. Мужчина подошел. Остановился в двух шагах от них. Скользнул взглядом по лицу Маши, затем посмотрел на Нину и сказал отрывистым, лающим голосом:
– Хорошо, что я тебя встретил. Я обещал твоему отцу моченых яблок из своего урожая. Мой сорванец куда-то запропастился, а сам я корзину не дотащу. Поможешь мне?
– Да, – покорно ответила Нина, весь пыл которой куда-то улетучился.
– Вот и молодец.
– Корзина стоит в сенях, подожди меня пока там. Можешь погрызть орешков или печенья – ты знаешь, где искать.
– Хорошо, дядь Миш.
Нина повернулась и быстро зашагала к дому. Мужчина посмотрел на Машу. Хотел что-то сказать, но она его опередила.
– Вы здешний сторож?
– Он самый. А вы…
– Я журналистка из Москвы.
– Вот оно что. Это Нина притащила вас сюда?
– Да.
– Жалко ее. Хорошая девчушка, но Бог разумом обделил.
– Почему вы так считаете?
– Не я – врачи. У Нины шизофрения. Она все время что-нибудь воображает. Думает, что мир такой, каким она его видит.
Сторож невесело усмехнулся.
– А вы давно живете в поселке? – спросила Маша.
– Пятьдесят два года. С самого рождения.
– Значит, вы в курсе всего, что здесь происходило за последние полвека. Я заметила одну странную вещь.
– Какую?
– На многих надгробных памятниках совпадают даты смерти. Тысяча девятьсот девяносто шестой год. Сентябрь.
– Правда? – Сторож хмыкнул. – Я как-то не замечал.
– Давайте прогуляемся по кладбищу, и я вам все покажу.
Несколько секунд оба молчали, разглядывая друг друга. Теперь сторож смотрел на Машу открыто и пристально. В грубых чертах его лица и в темных глазах читались жестокость и неприязнь, а крупный выразительный рот, напоминающий звериную пасть, еще более усиливал это впечатление.
Наконец сторож разжал губы и сказал:
– Вам бы лучше поспешить домой. Скоро совсем стемнеет, а у нас не принято выходить на улицу после наступления темноты.
– Да, я знаю. Но я так и не поняла, чего именно вы боитесь.
– Лес полон живности, – глухо произнес сторож.
– Вы в самом деле боитесь диких зверей?
– Нам здесь не нужны проблемы, – медленно проговорил сторож, продолжая разглядывать Машу в недобрый прищур. – Если с вами что-то случится – это станет большой проблемой.
– Надеюсь, что со мной все будет в порядке, – спокойно ответила Любимова.
– Я тоже на это надеюсь. Желаю здравствовать!
Сторож повернулся и зашагал к дому.
Маша огляделась. В сумраке темные надгробия выглядели зловеще и навевали неприятные, пугающие мысли. Маша хотела закурить, но передумала и поспешила к кладбищенской ограде, намереваясь уйти тем же путем, каким пришла, так как была уверена в том, что Нина привела ее сюда самой кратчайшей дорогой.
Маша без труда нашла нужное место. В траве, возле ограды, что-то лежало. Маша осторожно приблизилась и тут же отпрянула. Это был ворон!
Голова огромной птицы была смята, словно попала в мясорубку, одно крыло было оторвано и валялось в нескольких шагах.
Маша отвернулась и заспешила прочь. Некоторое время она явственно ощущала спиной чей-то пристальный взгляд, но обернуться так и не решилась.
Вскоре Любимова выбралась из лесополосы на поселковую улицу. Только здесь Маша позволила себе остановиться и перевести дух. Она повернула голову и посмотрела на стену темных деревьев. На мгновение ей показалось, что в полумраке блеснули два красноватых огонька, но Маша отнесла это на счет разыгравшегося воображения.
– Что же здесь происходит? – пробормотала она.
Помедлила несколько секунд, словно и впрямь надеялась, что кто-нибудь ей ответит, потом вздохнула и зашагала к дому доктора Тихонова, невольно поглядывая на стремительно темнеющее, затянутое белесыми тучами небо.
4
Степан Чадов, очкастый, бородатый, худой, стоял возле дома доктора Тихонова, прислонившись к стене и до самых ушей подняв воротник куртки. Казалось, он был поглощен какими-то тягостными размышлениями, когда Маша вывернула из переулка и подошла к нему, он не сразу поднял на нее глаза.