…А если нет, то султан останется ни при чем. Кто узнает, когда новому сераскеру доверили командование? И козлом отпущения станет именно он, Искандар, позорно проигравший битву на Керестешском поле!

Черные мысли, однако, осветлялись чувством искренней радости. Искандар кинулся к ногам повелителя:

— Благодарю великодушнейшего из великодушных! Пусть руки твои достигнут желаемого тобой! Только прошу обещать, что хондкар не станет отменять мои приказы, какими бы странными они не казались…

— Обещаю! Встань, сераскер, и распоряжайся!

Искандар вскочил, будто окрыленный. Сбылась его мечта: он во главе самой могучей в мире армии! И ничего, что сражение почти проиграно. Он чувствовал в себе титанические силы, способность повернуть ход битвы вспять.

Как всегда в те минуты, когда он руководил боевыми действиями, его ум словно озарялся. Замыслы, идеи, планы, как детальки в часовом механизме, цеплялись одна за другую с необыкновенной точностью, гладко, без сбоев и приносили нужный результат.

Искандар смотрел на поле боя и видел его не так, как остальные. Нестройные толпы людей, убивающие друг друга, представлялись ему некими абстрактными силами, евклидовыми геометрическими фигурами, имеющими определенное числовое значение, направление движения, ударную мощь. Пролитая кровь, горы трупов не будоражили его воображение, не вызывали ни ужаса, ни жалости. Если он и учитывал их, то чисто арифметически, уменьшая в уме цифры, обозначавшие численность тех или иных фигур — отрядов. Эти обобщенные образы отдельных полков и родов войск, каббалистические знаки войны Искандар мысленно сравнивал друг с другом, переставлял с места на место, как фигурки в игре «сто забот» или шахи-маты.

Не меньшим наслаждением было проникать в умы вражеских и своих воевод, оценивать их возможности, предугадывать дальнейшие действия с учетом их знаний, темперамента, боевого опыта, особенностей народов, которыми они предводительствовали.

И особое упоение владычеству боем придавал дамоклов меч риска, фатальность неудачного решения…

Даже от женщин он не получал такого удовольствия, как от этой острейшей и опаснейшей игры ума!

— Позвать гениш-ачераса! — отдал он свой первый приказ.

Когда командир янычарского корпуса явился, Искандар без лишних слов объявил:

— Повелитель только что назначил меня сераскером, сам устранился от командования.

Сулейман-паша склонил голову:

— Рад оказаться под твоим началом, непобедимый. Слушаю твои распоряжения.

— Немедленно продвинь четыре орты йени-чери вперед, чтобы они заняли оборону у пушек. Возглавь их сам. Две оставшиеся орты построй в боевой порядок у шепира. Они будут резервом. Прикажи пушкарям вести непрерывный огонь по передним рядам вражеских полков.

Затем сераскер подозвал двух чаушей.

— Ты собери всех мазул из свиты. Пусть станут вместе с телохранителями, держа оседланных коней в поводу. Ты же ступай в обоз, выведи оттуда всех охранников, слуг, брадобреев, конюхов, повозничьих, купцов, маркитантов. Только лекарей не трогай. Чтобы ни единого дармоеда там не осталось! Вооружи их, чем найдется, хоть вертелами и оглоблями, и присоедини к тем двум ортам, что расположатся у шепира. Мурад-ага!

— Я здесь, Искандар-бег! — подскочил высокий молодой командир одной из орт. Он был рад первым назвать сераскера новым причитающимся ему титулом, ставившим Искандара в ряд со знатнейшими вельможами. На командующего Мурад смотрел с преклонением и восторгом. Искандар знал, что это искреннее чувство. Он и сам любил его за честность и воинские таланты. Теперь появилась возможность возвысить верного человека.

— Назначаю тебя командиром резерва… Мурад-паша. Лагерный сброд, который сейчас явится, погонишь перед собой, когда я пошлю две твои орты в атаку. Они создадут видимость большого отряда, смутят христиан, прикроют вас своими телами от первого мушкетного залпа. А когда сойдетесь вплотную, преимущество неприятеля в огнестрельном оружии испарится, как роса от солнечного тепла.

— Прости, что оспариваю твои указания, но разве можно оголять обоз, а тем более оставлять падишаха без охраны? — заволновался гениш-ачерас.

— Если мы победим, обоз останется нашим. Если проиграем, он неминуемо, с охраной или без, попадет в лапы неверных. А султана будут беречь телохранители — капуджи, мазулы и чауши. Или ты полагаешь, что твои орты пропустят христиан к шепиру?

— Гяуры пройдут лишь по нашим трупам! — гордо произнес командир янычар. — Но нас слишком мало, чтобы остановить целое вражеское войско.

— Ты прав, Сулейман-паша. Однако вспомни, полки гяуров наемные. Я уверен, они увлекутся дележом взятой добычи. Даже немецкая пехота не будет особо упорствовать, коли наткнется на достойный отпор. Германы предпочтут отступить к основным силам и пограбить румелийский лагерь вместе с остальными, нежели сгинуть в схватке с твоими неукротимыми йени-чери…