Шрифт:
Воздух был напоен сладким запахом жимолости, жужжали пчелы, в небе одинокий самолет оставлял за собой длинную белую полосу. Наверно, я смог бы совершить такой полет, чтобы написать в небе: «ЭЛЛИ, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!» — промелькнуло у него в голове. Солнце медленно плыло за горизонт. Он был счастлив, когда Даниэлла с бокалом шампанского в руке присоединилась к нему.
— Я люблю это время суток. А ты? — охрипшим от волнения голосом спросила она.
— И у меня оно самое любимое, — согласился с ней Байрон.
— У тебя в Лондоне есть сад?
— На крыше, — кивнул он. — И все там растет в ящиках и горшках.
— Как интересно! — Глаза у Даниэллы загорелись. — Кто ухаживает за ними, когда ты в отъезде?
— Соседи, Сэм.
Она охотно делала это, так как была немного влюблена в него, хотя он всегда спокойно относился к ее чувствам. Байрон ясно дал ей понять, что ничего, кроме дружбы, не желает.
Ему хотелось сказать Даниэлле, что он мог бы однажды показать ей свой сад, но он знал, что торопить события нельзя.
— Здесь очень мило, Элли. — Он оглядел ухоженные газоны и нарядные цветочные клумбы. — У тебя садовник, да?
Она покачала головой.
— Чаще всего я справляюсь сама. Раньше мы держали садовника, но я дала ему отставку. Сейчас же мне помогает только один человек, и то лишь тогда, когда нужно сделать тяжелую работу, с которой я одна не справлюсь. Но мне нравится.
— Я помню, раньше ты не могла отличить один цветок от другого.
— Тогда я этим не интересовалась, — с улыбкой согласилась она. — Моим представлением о веселье было посещение дискотек и хорошо проведенное время, а не садоводство.
— А я погубил это, женившись на тебе, — тихо и печально проговорил Байрон. — У нас не было денег на дискотеки.
Она отпила немного шампанского.
— Это была не совсем твоя вина. Я ведь сознательно решилась на брак.
— Ни один из нас не заметил ловушки.
— Мы не слушали наших родителей.
— А разве есть дети, которые прислушиваются к своим родителям в этом возрасте? Вся правда в том, Элли, что я бы снова именно так и поступил.
Она бросила на него испуганный взгляд. Какой загнанный взгляд, подумал Байрон.
— Это правда, — сказал он. — В отличие от тебя, я так больше и не нашел любовь.
— Что ты сказал? — прошептала Даниэлла, и он заметил, как судорожно ее пальцы вцепились в ножку бокала.
Оставив всякую осторожность, Байрон произнес:
— Я хочу, чтобы мы снова начали совместную жизнь. Я хочу, чтобы у нас были дети. Я хочу, чтобы мы были одной семьей, Элли. Именно об этом я всегда мечтал.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Звук разбившегося стекла вывел Даниэллу из шокового состояния. Она опустила глаза и увидела, что на пальцах у нее кровь, а у ног — осколки хрустального бокала. Но боли она не чувствовала. Было лишь оцепенение, которое лишило ее сил двигаться.
Она молилась, чтобы ей лишь послышалось то, что сказал сейчас Байрон. Он все еще любит ее? Но он не может, это невозможно! Она не хочет этого!
Байрон подскочил к ней.
— Элли, что ты наделала? — Выхватив из кармана носовой платок, он наспех перевязал ей раненую руку и повел в дом.
На кухне он промыл ей порезы и, убедившись, что в них не осталось осколков стекла, заклеил раны пластырем. Успокоился он лишь тогда, когда усадил ее на диван и сам сел рядом.
— А сейчас, — произнес Байрон, — будь добра, скажи мне, что же все-таки случилось?
До этого момента они оба молчали, если не считать того, что Байрон спросил, где она держит свою аптечку. Даниэлла боялась заговорить, так как в такой ситуации могла себя выдать. Но она знала, что вопросов ей не избежать.
Он признался, что любит ее, а она посмотрела на него так, словно увидела привидение, и раздавила от страха в руке бокал. Ради всего святого, ну почему она так отреагировала?
— Ты меня поразил, — наконец тихо сказала она, отлично сознавая, что это не ответ на его вопрос. Но ничего лучше она сейчас не могла придумать.
Его темные брови поднялись.
— Ты сказала, что не веришь, будто бы я все еще люблю тебя?
Хорошо, она верила. Но все дело в том, что она не хотела, чтобы это было правдой. Это может вызвать множество осложнений. Сейчас больше, чем когда-либо, ей хотелось, чтобы Тони был рядом. Ей нужен человек, который мог бы защитить ее от Байрона.