– Ну, и где ж ваша морда?

– Там была, – ткнул пальцем Юра в дальний угол чердака.

Впрочем, она никуда и не делась. Глянув вслед за своим пальцем, он снова увидел темную щекастую голову. Но то ли от изменившегося освещения, то ли оттого, что рядом был старший и бесстрашный Саша, голова уже не выглядела столь угрожающей.

Было ясно, что это какой-то вполне обычный предмет, только похожий на голову, но Юра все равно успел вспотеть, пока догадался, что это такое.

– Да это же просто старый чугунок! – весело воскликнул он.

Действительно: ужасные глаза и щербатый рот превратились в ржавые пятна и потеки на небольшом, размером с человечью голову чугунке, который был надет на шест, притуленный к стене.

– И не просто чугунок, – засмеялся Саша. – Когда-то давно и этот чугунок, и эта шляпа, и пальто на крючке были огородным пугалом…

Саша смеялся, вороша старое пальто, выпускающее из своих складок серые струи пыли. Прогоревший чугунок с двумя дырками, похожими на глаза, трещина, похожая на рот… Сейчас все стало таким маленьким, таким нестрашным. А ведь он помнил этот чугунок, когда едва мог обхватить его обеими руками. И было время, когда он сам боялся огородного пугала… «Чучела» – как он его называл.

Саша снял чугунок с шеста, опустил на пол и покатил. Чугунок, подпрыгивая на горбатых досках, описал широкую дугу. Юра поймал его, поднял и рассмотрел.

– Тащи его вниз, – сказал Саша, – мы снова сделаем чучело.

– А сундук? – спросила Аня. – Давай его тоже возьмем?

– И сундук.

Саша, конечно, же, помнил этот сундук: там бабушка хранила лекарственные травы и часто склонялась над ним, поводя своим горбатым носом, таким же, как у мамы, как и у него самого. Бабушка перебирала холщовые мешочки, рассматривала всякие побрякушки, задумчиво перетирала щепотью порошки…

Колдунья? А почему бы и нет… Ведь называют хороших докторов волшебниками! И пусть настоящих волшебников и не бывает, но все же… Ведь дал же Гудвин, «великий и ужасный», мозги Страшиле, сердце Железному дровосеку и смелость Трусливому льву… А был-то он простым фокусником. И Саша хорошо помнил, как бабушка лечила его от простуды травами, а однажды – избавила от сильной боли, когда его ужалила пчела…Саша и Юра доволокли сундук до люка, Юра встал на лестницу, и они вдвоем спустили сундук в комнату.

Стоя внизу, Саша помог девчонкам: сначала Марине, потом – Ане. Со стороны казалось, что он такой заботливый, настоящий кавалер. На самом деле, ему просто хотелось потрогать девчонок. Он достаточно насмотрелся на обеих, когда они нагибались с тряпками, знал, какого цвета у них трусики, и теперь не мог решить, которая из них ему нравится больше.

Уборка была закончена, на плите шипел чайник. Теперь все вместе пили на кухне чай.

– В каждой деревне, – говорила мама, – был раньше один гармонист, один деревенский дурачок, один колдун или колдунья. Таковой обычно считали старушку, которая разбиралась в травах, умела лечить соседей. А моя мама, Елена Тимофеевна, в войну была медсестрой, а после – работала врачом, в амбулатории на станции. Но и выйдя на пенсию она продолжала лечить людей. Вот и получилось, что на должность деревенской колдуньи как бы заступила она. В этом нет ничего странного и ничего страшного.

Это конечно! – подумал Саша. Но только теперь он обратил внимание на то, что вся обстановка дома была такой загадочной, такой темной… Девчонки рассматривали старый бабушкин альбом, который мама достала с верхней полки в чулане. Там была бабушка, мама с папой, сам маленький Саша. Девчонки стукались головами, их косички болтались и путались. Саша икоса заглядывал за вырезы их платьев, когда они склонялись над фотографиями. Обе девчонки очень волновали его. У них уже были груди, как будто под тканью катались маленькие незрелые яблоки…

Незаметно наступил вечер. Мама убрала со стола чашки и захлопнула альбом.

– Давайте-ка по домам. Вас, небось, ищут давно.

Все вышли на крыльцо. Саша взял фотоаппарат и сфотографировал своих новых друзей с самой большой выдержкой и диафрагмой, на которую только был способен «Любитель», но фотография все равно получилась темной.

Саша достал с полки диск с надписью «Любитель, 6х4, ч/б». Когда-то он педантично перевел в цифру и отретушировал все свои старые негативы, на что ушло полгода труда. Картинка нашлась быстро, потому что Петухов хорошо знал свое дело. Черно-белые Марина, Аня и Юра стояли на крыльце их старого дома… Разве можно представить, что эта девочка с острыми коленками – и есть та самая Марина, которая вывернула ему, взрослому, всю душу? Или этот мальчишка – он всего час назад сидел здесь, но только в облике солидного журналиста… Или, вот – Аня, которая так и осталась где-то в самом начале ленты времени…

Колокольчик звякнул, дверь ателье отворилась. Высокая стройная клиентка вошла, осмотрелась, близоруко щурясь, увидела за монитором Петухова, решительно направилась к нему.

– Ну и дела! – во второй раз за день воскликнул он, потому что эта женщина была не кто иная, как Аня Вихрова, чье черно-белое изображение он только что вызвал из небытия.

Горин позвонил Игорю Кошелеву из машины, когда уже направлялся к нему. Архивариус действительно сидел в своем архиве: не уехал на какой-нибудь симпозиум, не читал каких-нибудь лекций.