Это вызывало беспокойство. Но не мог же я прятаться за кустом вечно!..

Положившись на инстинкт пони, я предоставил ему самому выбирать путь вниз по склону. Гэрлок перебрался через поток и двинулся вдоль русла, тянувшегося параллельно дороге. Теперь между нами и постом пролегал холм.

Неожиданно послышался резкий звук – то ли насекомое, то ли лягушка. Это напомнило мне еще об одной странности: с момента прибытия в Кандар я не видел ни одной птицы и даже не слышал птичьего пения.

Невысокий бугор в конце луга оказался заросшими буйным бурьяном развалинами – когда-то очень давно здесь стояла ферма.

По мере продвижения вперед ручей становился уже и все круче забирал к югу. Оно бы и ладно, но местность тут, как назло, пошла открытая – ни тебе кедров, ни даже чахлого терновника.

Ну а когда мы одолели еще кай, поток сузился чуть ли не до локтя и повернул обратно к Хрисбаргу.

– Ладно, давай-ка перевалим через этот холм.

Мы двинулись вверх по пологому склону. Чтобы добраться до гребня, времени потребовалось совсем немного, хотя поступь Гэрлока замедлилась и держался он настороженно.

Я же ничего не улавливал – точнее, улавливал пустоту. Отсутствие чего бы то ни было.

Но когда мы поднялись сквозь туман на вершину, я поневоле поежился.

Холм венчала груда белесых камней. Два гранитных монолита еще не упали, но их оплавленные вершины походили на оплывшие свечи. Этот круг хаоса был замкнут в кольцо мертвенно-белого гравия, и еще одно – белой глины. По мере отдаления от центра она становилась все более темной.

Гэрлок испуганно заржал и шарахнулся в сторону.

Посох начал светиться. Он излучал Черный свет, побуждая меня убраться подальше от этих камней.

Несмотря на то, что руины возникли уже давно и заключенная в них болезненная сила истощилась, я не стал их рассматривать и поскорее направил пони в обход.

Взглянув с высоты на северо-запад, я увидел соседний холм – тот, на макушке которого находилась застава. И угол дороги, поворачивающей в сторону Хаулетта. А перевести дух позволил себе, лишь когда мы спустились по склону.

Колени мои дрожали. Не только развалины, но и весь этот холм окружала аура разрушения, непереносимая для всякого, кто способен ощущать магию. А возможно, и просто для всякого нормального человека: недаром ведь люди поблизости не селились.

После того, как источник порчи остался позади, естественные препоны – буераки, терновник и усиливающийся пронизывающий ветер – казались уже не такими страшными. Дорога, на которую мы наконец выбрались, тоже являла собой нечто вроде преграды – полосу взбаламученной и полузамерзшей грязи. Однако Гэрлок с ней кое-как справлялся.

Не знаю, заметил ли нас кто-либо, но я не видел никого, пока снова не оказался на хаулеттской дороге. На лугах по обе ее стороны паслись отары черномордых овец, а пастухи грелись у костров. Мы обогнали ехавший в одном направлении с нами фургон, а навстречу нам, в сторону Хрисбарга, прокатила старая карета.

Ни один из возниц не удостоил меня даже мимолетного взгляда.

К тому времени, когда мы по той трясине, которая здесь именовалась дорогой, доковыляли-таки до городских окраин, уже начали сгущаться сумерки. С первого же взгляда стало ясно, что по сравнению с Хаулеттом даже зачуханный Хрисбарг сошел бы за блистательную столицу. Если в Хрисбарге тротуары были грубо сколочены из досок, тот тут ими даже и не пахло. Да что там тротуары – в Хаулетте и улиц-то настоящих не имелось. Местечко представляло собой хаотичное скопление неприглядных строений.

Однако добрались мы до Хаулетта вовремя: дождь и ветер усилились, а мой плащ превратился в ледяной панцирь. К счастью, почти сразу же по въезде в городок я увидел запущенную халупу с притулившейся рядом с ней сараюшкой. Как оказалось – гостиницу «Уют» с конюшней.

При виде этой конюшни Гэрлок издал ржание, не свидетельствующее о буйном восторге.

– Три медяка, и я поставлю его в стойло с другим горным пони, – заявил в дверях конюшни грузный здоровяк. Был там и мальчишка-конюх, возившийся с чьим-то седлом, но он в ответ на мой взгляд только пожал плечами.

На открытом пространстве стояли незапряженная повозка и экипаж – точно такая же карета, какую я встретил на Фритаунской дороге.

– А еще лучше – поставь-ка его сам, – сказал толстяк, получив требуемую сумму. – Эти проклятые пони лягают и кусают всех, кроме своих хозяев. Ступай в самый конец – там уже один стоит. Такой же, как твой.

Второй пони заржал, но, когда я поставил Гэрлока рядом с ним, умолк. Лошадки принялись принюхиваться одна к другой. Я спрятал посох в солому, расседлал Гэрлока и, пошарив вокруг, нашел старую щетку. К тому времени подошел и конюх, не тот пузан, с которым я разговаривал, а мальчонка.