Лортрен оборачивается к нему и, слегка ухмыльнувшись, произносит:

– Для вашего блага я должна начать с предупреждения. Хочу посоветовать не делиться полученными здесь знаниями с кем попало. Это не приказ, а именно совет, но следуя ему, вы сможете избежать некоторых неприятностей.

Далее – никаких испытаний и оценок у нас не будет. Ваши успехи – ваше личное дело, но с теми, кто вовсе не будет проявлять старания, нам придется расстаться. Зато усердные, но отстающие ученики могут рассчитывать на дополнительное время.

Если у кого-то возникнут вопросы, задавайте их не стесняясь. В противном случае и я, и другие наставники будем считать, что всем все понятно.

И последнее. Драки, разумеется вне уроков самообороны, категорически запрещаются. Равно как воровство, жульничество и интеллектуальное мошенничество – за все это полагается немедленная высылка.

– Прошу прощения, магистра, – подает голос Доррин, поднимая глаза на Лортрен. – Нельзя ли уточнить насчет интеллектуального мошенничества? Хотелось бы услышать точное определение этого понятия.

– Да, – усмехается Лортрен, – понятие довольно расплывчатое, но могу пояснить, что речь идет о всякого рода лжи. У нас нет времени разбираться с обманщиками, поэтому вы должны давать на все вопросы наставников правдивые, точные и исчерпывающие ответы. Правдивость – наше основное требование. Если вдуматься, так это другая сторона требования проявлять искреннее усердие. Уже в качестве рекомендации могу добавить: желательно, чтобы вы были честны и друг с другом. А поскольку честность не всегда ладит с тактом, – она обводит учеников взглядом, – не стоит спрашивать «хорошо ли я выгляжу?», если ты знаешь, что выглядишь сегодня хуже демона.

У многих это замечание вызывает улыбки.

– Еще вопросы есть? Нет? Тогда к делу. Я начну с того, что ознакомлю вас с некоторыми не слишком хорошо известными аспектами истории Отшельничьего. Это имеет отношение к тому, почему вы здесь.

Доррин ерзает на плотной коричневой подушке.

– Принято считать, что Основатели являлись мудрейшими, добрейшими и совершеннейшими из людей; что Креслин являл собой совершеннейший образец благородства, свой магический дар использовал лишь во благо и любил Мегеру больше жизни. Ну а Мегера, согласно преданиям, превосходила всех одаренностью и красотой, клинком владела не хуже Стража Западного Оплота, Креслина любила всем сердцем и обладала глубочайшим пониманием самой сути гармонии. В известном смысле так оно и было, но для нас важнее то, что все это ложь.

По комнате прокатывается приглушенный гул.

– Креслин являлся, пожалуй, одним из величайших бойцов своего времени, и его путь от Западного Оплота до Отшельничьего не просто орошен, а буквально залит кровью. Поначалу он решал все свои проблемы одним-единственным способом – с помощью меча. Например, он прикончил солдата, положившего глаз на Мегеру, хотя она и сама вполне могла постоять для себя. У него хватало сил, чтобы использовать магию гармонии для убийства, и именно так он и поступал. Вызванные им бури погубили тысячи людей. Правда, после таких подвигов ему становилось плохо, но это едва ли меняет дело.

Все десять учеников хранят гробовое молчание.

– Что до Мегеры, этого нежнейшего ангела, – продолжает магистра, – то поначалу она была Белой колдуньей, угрожавшей в Сарроннине власти своей родной сестры. Прежде чем сменить хаос на гармонию, она сгубила огнем добрых два десятка людей, а если и отреклась от хаоса, то не с охотой, а лишь ради спасения своей жизни. И взяла в руки меч с единственной целью: превзойти Креслина в искусстве убивать людей.

Да и совместная жизнь наших славных Основателей вовсе не была такой уж безоблачной. Достаточно сказать, что они отчаянно враждовали всю дорогу от Монтгрена до Отшельничьего, а в одной постели оказались лишь через год после свадьбы. Во время их последней стычки люди видели молнии с расстояния в дюжины кай. Считается, что после этого они уже не ссорились, но едва ли их отношения стали такими нежными и безмятежными, как это расписывали ваши учителя, – магистра указывает пальцем на Эдила. – О чем эта история говорит тебе?

– Ну, о том, что вещи не всегда таковы, какими кажутся.

– Ты мог бы додуматься и до большего. Ну а ты, – она переводит взгляд на Джилл, – ты, купеческая наследница, что думаешь?

– Думаю, что ты вознамерилась поразить нас всех правдой.

– Используя слово «правда», дитя, следует быть поосторожней. Правда и факты – вовсе не одно и то же. Ну а ты, – на сей раз Лортрен смотрит на Доррина, – что скажешь, любитель мастерить игрушки?

– Кроме желания поразить нас, – отвечает Доррин, стараясь собрать воедино разбегающиеся мысли, – ты стараешься показать, что тебе, да наверное, и всему миру нет дела до того, откуда мы и к какой... хм... уютной и безопасной жизни привыкли.

– Для начала не так уж плохо, – холодно улыбается Лортрен. – Все сказанное верно, но, кроме того, я еще и стремилась заставить вас думать.

Интересно, видел ли отец ее такой – холодной и отстраненной? Кажется, он разговаривал с магистрой с особой любезностью...

– Вам не помешает усвоить, что у действительности имеются две стороны. Она такова, какова есть, но еще и такова, какой видится людям, и эти две стороны редко бывают одинаковыми. А почему? – на сей раз взгляд магистры падает на Тирена, юного поэта с лохматой каштановой шевелюрой.