Шрифт:
Евгений снова бросается в десятый вагон. Проводницу он встречает теперь уже в коридоре.
— Слушайте, — с трудом переводя дыхание, спрашивает он, — а где тот железнодорожник, с которым вы только что разговаривали?
— Ушел к себе, — кокетливо улыбается проводница. — Очень обходительный мужчина и большой шутник вдобавок.
— Он из вашей бригады?
— Да нет. У нас все больше народ скучный. Пассажир он. На родину к себе возвращается…
— А в каком же вагоне он едет? — нетерпеливо перебивает Алехин словоохотливую проводницу.
— Не спрашивала я в каком. Ехать ему далеко — не раз увидимся еще… — отвечает проводница, но Алехин уже не слушает ее. Он спешит в соседний вагон, снова открывая по пути двери всех купе. И вдруг в одном из них, среди веселой компании, играющей в карты, видит уже знакомую ему железнодорожную фуражку с белым чехлом и спину рослого человека в светлом кителе.
Можно было, конечно, и ошибиться, так как все это могло оказаться и простым совпадением — мало ли можно встретить железнодорожников в таких же фуражках и кителях, но Алехин ни минуты не сомневается, что перед ним Красовский, хотя тот все еще сидит к нему спиной. Кроме этого чисто интуитивного чувства, Алехина убеждает в том, что он не ошибся, и еще одно обстоятельство: в то время когда все пассажиры, играющие в карты, вопросительно смотрят теперь на него, один только этот железнодорожник не поднимает головы и делает вид, что интересуется лишь картами в руках соседа.
— Нельзя ли вас на минуточку, гражданин Бедарев, — дотронувшись до плеча подозрительного железнодорожника, очень спокойно произносит Алехин.
— Какой я вам Бедарев? — оборачивается он наконец, брезгливо сбрасывая руку Евгения. — Вы, видно, обознались, уважаемый.
— Это безразлично, гражданин, меня интересуете вы, а не ваша теперешняя фамилия, — уже с нескрываемой насмешкой говорит Алехин, нащупывая в кармане рукоятку пистолета.
Сидящие в купе переглядываются. Человек в железнодорожной форме, удивленно пожав плечами, бурчит недовольно:
— Ну хорошо, пойдемте в коридор и там все выясним. Не будем мешать людям кончать интересную партию. У вас хорошие шансы, Николай Николаевич, — подмигивает он одному из игроков, карты которого только что рассматривал.
В коридоре же, оглядевшись по сторонам, он говорит торопливо:
— Вы Алехин, кажется? Не будьте же дураком и на этот раз. Тем более, что теперь я вынужден предложить вам много больше…
— Довольно, Красовский! — строго обрывает его Алехин. — Вы не на черной бирже.
Говорить именем закона с этим мерзавцем, привыкшим все на свете считать продажным, ему уже не хочется. Он испытывает теперь только одно непреодолимое желание — ударить этого хищника по его наглой физиономии. Лишь с большим трудом сдержав себя, Евгений выразительным жестом приказывает Красовскому следовать вперед.
— Первый раз в жизни встречаю такого идиота, — с неподдельным изумлением произносит Красовский. — От миллиона отказался!..
«ИЗ ЗАЛА СУДА»
Вера звонит Алехину на второй день после того, как он возвращается из Краснохолмска.
— Я должна извиниться перед вами, — говорит она каким-то очень тихим голосом. — Я была, кажется, очень груба с вами в тот вечер…
— Ну что вы, Вера! — перебивает ее Евгений, радуясь уже одному тому, что она сама ему позвонила.
— Нет, нет, Женя! — протестует Вера. — Не оправдывайте меня. Я ведь теперь, наконец, все знаю, и мне очень хотелось бы встретиться с вами и все-все объяснить вам… Не могли бы вы приехать ко мне? Я неважно чувствую себя и не могу сама поехать в Москву.
— Хорошо, — радостно отзывается Евгений, — я буду у вас сегодня вечером.
Они встречаются в сумерки в садике дачи Вериной матери.
— Ох, Женя, не знаю даже, как вам и рассказать все! — тяжело вздыхает Вера.
— А может быть, и не нужно ничего рассказывать?
— Нет, я должна вам все рассказать, — упрямо повторяет Вера. — Это нужно мне самой. Я и сама ведь еще не во всем разобралась…
Она молчит некоторое время, потом добавляет:
— В ту ночь, когда вы ушли, я осталась одна на даче и проплакала до утра. Мама в тот день ночевала в Москве. О том, что в семье нашей творилось что-то неладное, я смутно догадывалась, конечно, и все-таки это было для меня такой неожиданностью, что я просто растерялась. Из разговора с братом я уже знала, что никакие дельцы моего отца не подводили. Таким дельцом был он сам… Но Аркадий сообщил мне об этом в двух словах, интересовался же главным образом, куда я отвезла отцовский чемодан.
Помолчав, она продолжает уже совсем упавшим голосом:
— Ну, а потом был у меня очень неприятный разговор с мамой, от которой я и узнала все подробности. Сгоряча хотела было совсем уйти от нее, но потом передумала. Да и куда было уходить? Некуда ведь… Меня, правда, начальник ваш, Василий Андреевич, обещал устроить на работу. Мы ведь тут с ним о многом переговорили. Хороший он человек! Ну, а потом мама заболела или, может быть, сделала вид, что заболела, чтобы я не ушла от нее. Не знаю… В общем все осталось пока по-прежнему.