Шрифт:
Стас написал, что смог. Попросил матери пока не звонить. Хотя бы пару дней. Сбегал за фотографией. Когда выбирал, какую отнести, расплакался. Взял несколько на выбор.
– Ждите, позвоним, – только и сказали ему.
Еще через пару дней, когда о Кате никаких новостей не было, и стало совсем туго, и уже всем звонили из милиции, и все – Сергей, подружки, коллеги с бывшей Катиной работы – перезванивали Стасу, и мама обо всем узнала, примчалась и сходила с ума, еще больше доводя Стаса, и Джонни скулил, чувствуя беду – он достал из почтового ящика письмо... Адрес был написан Катиной рукой. На ходу разрывая конверт, еле попав ключом в замок, он влетел в квартиру.
«Дорогой муженек! Даже не хочется называть тебя по имени, так ты мне противен. Давно хотела тебе сказать, но не решалась. Зато сейчас, когда я ушла из дома насовсем, хочу сказать, что всю жизнь я тебя ненавидела. Я всегда любила Сергея. Он красивый и умный, и мне с ним хорошо. Он был моим любовником. Но возможно, ты удивишься, ушла я не к нему, а к другому мужчине. А тебя я всегда ненавидела, и вышла замуж только потому, что выхода не было. И я тобой просто пользовалась. И меня от тебя тошнило. Уже не твоя, Катя».
– Сука! Сука! – Стас раньше никогда не выражался. Даже в самых неоднозначных и сложных ситуациях никто не слышал от него никакой нецензурщины. Он скомкал письмо и кинул его на пол. Рядом стоял стул, он отшвырнул его ногой. Начал срывать с вешалки одежду и топтал ее. Потом изо всех сил ударил кулаком по стене. Боль немного привела его в чувство. Он поднял с пола скомканное письмо. Разгладил, сел на диван. Стал читать снова. Возникло странное чувство, будто что-то не сходится. Он перечитал его еще и еще раз. Немного успокоился. Какое-то дурацкое письмо. Не могла она такого написать. Какие-то пошлые, идиотские фразы. Катя в принципе не могла этого сделать. Даже если бы она ушла от него, она не такая жестокая, чтобы писать подобные письма. Он на мгновение вспомнил их последний вечер. А может?.. Нет. Катя не могла. Он был в этом уверен. Что-то не так в этом письме. Он долго сидел, вертел листок в руках, и ему чудилось в нем что-то знакомое. Он встал и пошел на кухню. Рядом с мусорным ведром на полу валялся клочок анонимного письма. Он поднял его, понюхал. Запах! Схватил письмо от Кати. И оно так же пахнет. На что же это похоже? Он стал перебирать в памяти разное, что мог напоминать этот запах. Нюхал то письмо, то обрывок анонимки. И понял. Так пахнет в квартирах у одиноких стариков. Точно. Такой специфический запах почему-то всегда витает там, где живут старые одинокие люди. Он сел в кресло, стал вдыхать запах письма и пытался поймать где-то там на задворках мозга бродящую спасительную мысль.
Сон № 5 – чужой
Дверь в квартиру оказалась открыта. Смесь запахов лекарств, затхлости, неприбранности, слежавшихся вещей, дешевых просроченных продуктов, телесных старческих выделений ударила ему в лицо. Он кинулся в комнату – пусто, сперто, мрачно. Кинулся во вторую – железная кровать, грязное белье, тлеющие свечи, огромная старая книга на полу и... Господи, как их много... куклы, с живыми человеческими лицами, Стас готов был поклясться, что они живые. Белые, бледные, злые, в выцветших нарядах, они начали о чем-то перешептываться между собой на только им понятном языке. Но этот язык был таким зловещим, что оцепеневшему Стасу сделалось дурно, его позвоночник пронзило насквозь холодной стальной иглой. Как будто эти куклы продели нить в иглу, проткнули его и сшили между собой позвонки. Он с трудом развернулся и пошел через первую комнату, по склянкам, пузырькам, пищевым отбросам, с опущенной головой, чуть ли не держась за стены, и совершенно без мыслей и без сил, наткнулся у старого стула на Катины вещи. Сердце забилось так, что стало пульсировать даже в стенах этого ведьминого жилища. Он немного постоял с Катиной водолазкой, принюхиваясь к ней, подошел к ванной и открыл дверь. Среди завешанных тряпьем шкафчиков и зеркал, в ставшем от этого еще более маленьким пространстве, сидела Ариадна Витольдовна, возвышаясь на табуретке, как на троне. Из уголка ее рта текла кровь, брызги которой были и на ее белом воротничке, и на куске белой ткани, выползшем из ванны. Стас, задохнувшись, ничего не смог сказать и только проследил за белым шелком до воды и увидел в ванне мертвую Катю. Резкий, лающий кашель вернул его в сознание, он обернулся на старуху. «Что, нравится?! Это моя самая совершенная кукла, моя лебединая песня. Теперь можно и умереть». Она снова закашлялась и брызгала кровью на Стаса, и сквозь этот кашель пробивались гадкие удовлетворенные смешки. «Я сделала то, что хотела! Теперь моя жизнь закольцевалась, обретя смысл. Я спокойно сдохну наконец. А ты, если ты хочешь – бери ее себе! Как живая будет! Кха-кха-кха! – И уже не отличить, где кашель, где смех. – Ну чего смотришь, ушлепок! А как она тебя обманывала и меня просила ее отмазывать, а сама бежала к своему этому Сереженьке. А ты слабак, дерьмо, подстилка хуже последней б…и...» Она неожиданно вскочила и, набрав полный рот черной крови, харкнула окаменевшему парню прямо в лицо.
Стас резко очнулся, его бил озноб, но он в чем был побежал к соседнему дому. Как-то раз, когда Катя только начала заниматься английским, они гуляли с Джонни, и она показала ему окно Ариадны Витольдовны. Он забежал за тот дом и вспомнил окно на третьем этаже. Вычислил квартиру. Побежал наверх. Долго звонил и долбился в дверь учительницы. Потом звонил соседям. Никто никогда не общался со странной соседкой. Она никогда ни с кем не говорила, что уж там, даже не здоровалась. Из квартиры почти не выходила. Только когда приехала, таскали сундуки, коробки и рабочие чего-то делали.
– А девушка, девушка светленькая такая приходила? – Никто не помнил, чтобы к ней вообще кто-нибудь приходил. Может, и была. Нет, ничего никто не помнил и ничего про нее не знал. Старуха жила одна – это точно. И ни с кем не общалась. «А что случилось-то? А вы кто ей будете?» Стас не стал отвечать на эти вопросы. Он еще несколько раз позвонил, сильно постучал в дверь и побежал в милицию. Никаких, совершенно никаких поводов так думать, но надо проверить. На всякий случай. Это бред, но надо их уговорить любыми способами пойти к «англичанке».
Комната страха. Ритуал
Старуха в тускло освещенной ванной заканчивала делать свой раствор. Из текущего крана в грязную раковину равномерно капала вода. «Успею, успею. Мамочка поможет. Ничего...» – говорила она, когда ее начинали душить приступы кашля.
Она раскрыла большую книгу с древними заклинаниями. Из тех, что Кукольник научил читать ее, когда мастеришь кукол, и тогда они получались словно живые. Она знала эти странные и красивые латинские слова наизусть. Но в книге имелось еще одно заклинание, которое должно было помочь ввести Катю в транс, чтобы она дошла до ванной. «Не тащить же ее старой больной женщине?!» Бабка шутила. Она пребывала в отличном настроении.
Она никогда не читала его – не было надобности, да и Старик строго-настрого запретил ей связываться с ним. «Оно превращает людей в зомби. Ты обретешь власть, но пострадаешь сама. Особенно это заклинание может обернуться против тебя, если ты сильно разозлишься», – вспомнила она его слова. «Куда уж сильнее? Уже кровью харкаю. Я прочитаю заклинание, она дойдет до ванной, ляжет в воду, и я волью яд в ее чудесный кукольный ротик. Но сначала я опишу ей все, что сделаю с ней».