Шрифт:
– А у тебя родственники в Москве есть? – с уважением спросил Гайкин.
– Дядя в Медведково живет.
– Ты в Москву-то, Гера, чего поехал?
– Я же тебе рассказывал. Собаку мою Люську отравили.
– Может быть, старая была и сама умерла?
– Нет! Ее недруги отравили! Я в газету пойду, к журналистам. Все расскажу! И как Гавриков, директор нашего цирка, в 98 – м все помещение под автосалон сдал, и как администратор Решеткин вместе с дрессировщиком Глуповым мясо у тигров воровал, и как наездники – джигитовщики людей в городском парке на лошадях и пони за деньги катали, и…
– Думаешь, в газете пропечатают и все – сразу всех накажут?
– Посадят!! В тюрьму всех гадов!
В номер влетел полковник, громко хлопнув дверью. Он был сильно пьян.
– Смирно! – крикнул военный.
Затем он рухнул на кровать и тут же заснул.
– А полковник в Москве зачем? – продолжая беседу, спросил Гайкин.
– Из армии его поперли. Танк он, вроде бы, продал. Или хочет, чтобы восстановили в Вооруженных силах, или место ищет, я так и не понял.
Бравому полковнику, видимо, приснился жестокий бой, поскольку он шумно испортил воздух.
Гайкин и Хохотов вышли на балкон. Внизу суетилась Москва.
– А я найду начальника самого главного и все ему расскажу. Должен он понять, как же иначе? Ведь не брал я эти тали!..
– Ладно, ладно, не заводись! Слышал уже. Пойдем лучше по городу пройдемся, пока Геннадий Павлович спит.
Провинциалы спустились вниз, вышли на улицу и растворились в плотной массе столичных жителей.
Глава 6
К двум часам пополудни Иван и Герард вернулись в гостиницу. На полу их номера сидел полковник Свинаренко Геннадий Павлович. У него был настолько бледный вид, как будто ему только что вырвали коренной зуб. Из кармана его кителя вывалился портсигар и сиротливо лежал рядом с хозяином. Эта железная коробочка для папирос была ему вручена еще в военном училище, как было выгравировано на ней, «за отличную стрельбу и высокий идейно-политический уровень». Некоторые буквы за долгие годы мыканья портсигара по карманам хозяина стерлись, и надпись сейчас читалась «за…личную стрельбу…» Обрывком газеты военный пытался удалить блевотные массы со своих форменных штанов. Увидев своих путевых друзей, полковник слегка смутился и сказал:
– Генерал совсем пить не умеет. Вот приходится…
– Не парься, Палыч, рудоспуск тебя забери! Бывает. Мы тут кефирчика купили. Иди-ка попей, кишочки прочисть, – улыбаясь, сказал Гайкин.
Хохотов разложил на столе принесенную провизию, и вся троица приступила к обеду. Полковник, напившись кефира и приобретя розовый цвет лица, попытался назначить раздатчика пищи и дневального, но ему клоун – философ Хохотов в длинных и витиеватых выражениях объяснил, что он здесь не полковник, а обыкновенный жилец, к тому же на птичьих правах. Полковник насупился, но ел с аппетитом. Его губы, приобретшие за долгие годы, проведенные на плацу, форму рупора, интенсивно двигались, пропуская вовнутрь пищу.
Не успели гости столицы закончить трапезу, как в дверь постучали. Не дожидаясь разрешения, в номер вошли два человека с серьезными лицами. Одеты они были в черные костюмы и белые рубашки. Широкие, по моде, галстуки стягивали шеи. В руках у визитеров были черные дорогие кейсы. Они увидели на руке полковника часы «Командирские», подошли к нему и уважительным тоном спросили:
– Господин Галкин?
Полковник резко вскочил с места, вытянулся в струнку и мощно пропустил воздух сквозь губы – рупор:
– Полковник Свинаренко! Командир дивизиона связи! В отставке… пока.
Пришедшие слегка опешили. Они повернулись к Хохотову и неуверенно спросили:
– Вы?
Тот отрицательно замотал головой и мягко сказал:
– Конечно, не исключена вероятность, что в одном из своих многочисленных жизненных воплощений, я вполне мог бы быть и Гайкиным. Но в настоящий момент…
Иван, прожевав кусок колбасы, вытер рукавом рубашки рот и сказал:
– Я – Гайкин. Вам, ребята, наверное, ко мне.
«Ребята» пожали плечами, и более высокий из них конфиденциальным тоном сказал:
– По делу.
– По делу? А, понимаю! Вам позвонили из Зеленодара?
– ???
– Хорошо, что вы пришли! А то я совсем не знаю, куда мне обращаться. Я коротко. Пароход мы сдавали. Я мотыле-вые должен был обжать. Пошел валоповоротку отсоединять. Прихожу – рыбонасос твой рыдван! – нету талей! Я к прорабу Шумнову. А он мне: «Это ты, ромбоэдр, сам тали и попер!» Я к директору Магарычану. «Так и так, говорю, Аванес Аркадьевич, беда приключилась, рибосома ее забери!» А он меня премии лишил и даже не выслушал. Где же это видано, я вас спрашиваю, чтобы трудового человека ни за что наказывали?!
Гости на протяжении всего эмоционального Иванового монолога усиленно моргали глазами, явно не попадая в тему. Когда Гайкин закончил, высокий, немного смущаясь, сказал:
– Мы извиняемся, но мы немного по другому вопросу. Нам, господин Галкин, нужна ваша подпись.
– Моя подпись?!
– Да, ваша. Наша компания начинает разработку шельфа в районе острова Круглого. Экологическая экспертиза проведена, вам надо только заверить протокол своей подписью.
К разговору подключился второй «черный костюм»: