И все же... А смогла бы я развернуться сейчас и уйти, так никогда и не узнав, в чем дело? Жить с вечной раздвоенностью при каждом выборе? И хотела бы я такжить — в постоянном конфликте с собой, зная, что не смогла, что струсила в решающий момент?

«Безопасность— это ограда, а ограды для овец»,— сказала я Ровене.

«А если дело дойдет до реальной проверки,— надменно ответила она, — выдержишь ли ты сама?»

Вот и проверка.

Я разломала лед, отряхнула его с кожи и зашагала к перевалу.

За миг до того, как я взошла на вершину, последнее подавленное воспоминание всплыло на поверхность в отчаянной попытке заставить меня поджать хвост и сбежать.

Это почти сработало.

За ледяным хребтом меня ждал гроб из того же черно-синего льда, что и камни. Он стоял в центре заснеженного постамента в окружении диких скал.

Пронизывающий ветер спутает мне волосы. И я застыну в сомнении перед тем, как открыть гробницу.

Сама крышка будет украшена резьбой из замысловатых древних символов. Я прижму руки ко второй и десятой руне, сдвину крышку и загляну внутрь.

И тогда я закричу.

Я замялась.

Закрыв глаза, я изо всех сил пыталась вспомнить, что же заставило меня закричать. Видимо, придется действовать наяву, чтобы понять, чем заканчивается мой кошмар.

Я расправила плечи, поднялась на вершину и застыла.

Ледяная гробница была на месте, строгая и покрытая резьбой, совсем как во сне. И она была слишком маленькой, чтобы вместить Короля.

Но это-токто?

Это был неожиданный поворот. Во всех моих кошмарах у гробницы никогда не было никого, кроме меня.

Некто высокий, идеально сложенный, льдисто-белый и гладкий, как мрамор, с длинными черными волосами, сидел на спрессованном снегу у гроба, спрятав лицо в ладонях.

Я стояла на вершине и смотрела на него. Пронизывающий ветер с утесов спутал мне волосы. Он тоже остаток? Воспоминание? Но в нем не было ни расплывчатости, ни прозрачности.

Или это мой Король?

Стоило мне подумать об этом, и я поняла, что нет.

Тогда кто же он?

По белой коже, которую я смогла рассмотреть, — ладони на щеке и гладкой сильной руки — бегали темные значки и символы.

Возможно ли, что Невидимых Принцев пятеро?Этот не был одним из троих насильников, и у него не было крыльев, значит, он не Война/Круус.

Так кто же он?

— Как вовремя, — бросил он через плечо, не оборачиваясь. — Я жду уже несколько недель.

Я вздрогнула. Он говорил с тем же жутким звоном, и, хотя мой мозг его понимал, уши никак не могли привыкнуть к этому звуку. Но я вздрогнула не только поэтому. И не только чтобы стряхнуть с себя лед. Меня передернуло от ужаса, когда я поняла, на кого смотрю.

— Кристиан МакКелтар, — сказала я и поморщилась. Я говорила на языке моих врагов, на языке, который не учила и на который не был рассчитан мой рот. Мне жутко хотелось вернуться обратно, на родную сторону Зеркала. — Это ты?

— Во плоти, девочка. Ну... в основном.

Я не знала, что он имел в виду, но переспрашивать не стала.

Кристиан поднял голову и обернулся через плечо.

Он был прекрасен. И не был собой. Его глаза стали полностью черными. Он моргнул, и снова появились белки.

В другой жизни я была бы от него без ума. Точнее, я бы влюбилась в Кристиана, которого видела в Дублине. Теперь он настолько отличался от себя прежнего, что, если бы он не заговорил, я бы еще долго не догадалась, кто это. Симпатичного студента с прекрасным телом, сердцем друида и сногсшибательной улыбкой больше не было. Я смотрела, как под его кожей скользит рунная вязь, и думала: если бы этот мир не высасывал цвет из всего, что сюда попадало, остались бы руны черными, как татуировки, или стали разноцветными?

Я не шевелилась, пока не поняла, что смотрю на него через корку льда. Кристиан сидел неподвижно, но не замерзал. Почему? На нем была все та же футболка с короткими рукавами. Ему не холодно? Я стряхнула лед, и Кристиан заговорил:

— Большая часть происходящего тут начинается в твоей голове. Любое ощущение сразу же усиливается.

Слова звучали, как темные колокола. Я вздрогнула. В этом звоне все еще слышался намек на шотландский акцент, и этот намек на человечность звучал более чем странно.