Шрифт:
Какая красота!… Вот что бы я хотела иметь. Но не в туманном будущем, а прямо сейчас! Такой рупор из глубины души, радиоприёмник из глубины сознания, такую самоговорящую моим голосом бляшку на груди! А больше мне из материальных вещей ничего не надо. Мне бы только самоговорящую бляшку… Выходишь к доске – и можешь вовсе рта не открывать, а она, родимая, моим голосом урок непринуждённо отвечает, мои умные, оригинальные мысли озвучивает. Да, очень мне её не хватало в жизни. Ведь так никто из учителей и одноклассников и не узнал, кто я есть на самом деле. Временами от этого было грустно и больно. Ходишь такой невидимкой среди людей…
Первое сочинение, прочитанное вслух
Фильм назывался, если мне не изменяет память, «Старший брат». (Кто режиссёр – уже не помню). Фильм об Александре Ульянове, народовольце-террористе, организаторе покушения на царя. Был за свою деятельность повешен. После чего его брат Владимир, будущий Ленин, и сказал: «Мы пойдём другим путём».
Очень грустный фильм. Актёры, кстати, играют прекрасно. Александр и его сподвижники – совсем молодые ребята, можно сказать – мальчишки. Александру всего двадцать один год! И какая-то суицидальная обречённость во всех их выпадах против власти. Ну, что, что можно изменить, подбрасывая бомбы под колёса царской кареты?! Было жалко бедного Сашу, жалко его бедную мать…
Вся школа ходила на этот фильм. Это называлось «культпоход в кино». А потом во всех классах писали по нему сочинения. Я не помню дословно, что я тогда написала, но что-то от сердца, которое очень щемило от всей этой грустной-прегрустной истории… Люди хотели добра – а получилось одно зло: и себе, и близким. Наверное, насилием нельзя всё же выстроить царство добра на земле…
Моё сочинение учительница читает вслух в классе! Очень хвалит. Я смущена таким вниманием к своему скромному опусу, но и обрадована. Это так необычно, что меня выделили. Мало того! Александра Васильевна говорит: «Я и в других классах хочу его прочесть».
Потом, на переменке, кто-то из старшеклассников сказал мне: «Здорово ты написала!»
Мало того. Александра Васильевна решила не возвращать мне моё сочинение, сказала, что положит его в школьный архив – для будущих поколений.
Пожалуй, этот эпизод с прочитанным вслух сочинением – был началом моей реабилитации в собственных глазах. А, может, и в глазах одноклассников. Моя «странность» – то, что я отвечала все уроки письменно – начинала давать неожиданные плоды. И за эти плоды не было стыдно.
С тех пор практически каждое моё сочинение учительница хвалила и часто зачитывала вслух перед всем классом.
Хлоп – и всё!
Осенний дождливый вечер… Мы сидим с Маришкой на нашей широкой кровати, уютно прижавшись друг к дружке, и я читаю ей «Дюймовочку».
Тревожные голоса за стеной, – они невольно просачиваются сквозь Андерсена и буравят моё сознание, как колючие гвозди: «… кризис… наши ракеты… мир на грани войны…» И ещё удивительные вещи говорит Фёдор про Хрущёва: что Хрущёв где-то стучал башмаком по трибуне (я не поняла, где), и грозил всем буржуям.
Я думаю: конечно, здорово, что он такой смелый, но, скорее всего – это выдумка: не может же взрослый человек (руководитель самого большого в мире государства!) вдруг снять туфлю и стучать ею по трибуне! Но если это не враки, тогда Хрущёв – самый смелый на свете человек.
Я слышу, как бабушка всхлипывает: «Господи, только бы не война! Неужели и вашим детям предстоит испытать то же, что выпало на нашу долю?…» Мама пьёт валерьянку (я догадываюсь об этом по тошнотворному запаху, который расползается по квартире). А Фёдор их мрачно утешает: «Уж если война, то последняя. Весь мир погибнет! За несколько минут…»
Мама пьёт валерьянку. Мне очень тоскливо от этого запаха. И вообще страшно. Но утешает мысль, что война будет короткая, и мы, может быть, ничего не успеем понять и даже почувствовать: ХЛОП! – и всем конец. Как в Хиросиме… Пусть это будет ночью – во сне. Главное, чтобы не долго это тянулось. И чтобы потом не остаться калекой. В Хиросиме много калек осталось, это ужасно. Лучше бы сразу – и до конца… Меня не страшит смерть, мне особо ничего в этой жизни не жалко. Но мне не хочется остаться калекой.
– Ена, ну Ена! читай дайше! – теребит меня Маришка. – Ты что, заснуа?…
Нет, я не заснула. Я даже ночью не заснула. Всё укрывала спящую Маришку, и мне её было жутко жалко: казалось, что все ракеты нацелены из тьмы на мою маленькую беззащитную сестрёнку…
Утром за завтраком спрашиваю Фёдора:
– А теперь бомбы более сильные, чем те, что сбросили на Хиросиму и Нагасаки?
– Во много раз! – мрачно говорит он.
И я успокоилась. Значит ХЛОП! – и конец. ХЛОП – И ВСЁ! И мы не будем долго мучиться. Главное, чтобы Маришка не успела понять, что происходит. Пусть, пусть это будет ночью! И пусть ей снится в этот момент нежная Дюймовочка…