Шрифт:
Вот, говорю я себе, никогда не показывай никому, что тебе больно. Учись улыбаться ВСЕГДА. Улыбаться, не смотря ни на что! Ах, какая трудная наука, если ты от природы – не лицедей…
Я догадываюсь, как подростки становятся наркоманами. Кому не хочется, чтобы стало легче? Когда тебе плохо. Нестерпимо плохо. Когда так тяжело, тоскливо и больно, и непонятно, и обидно, и бесконечно одиноко… Кому в такой момент жизни не хочется, чтобы стало хоть чуть-чуть легче? Кому? Только мазохисту этого не хочется. Но я не была мазохисткой. И мне очень, очень хотелось вырваться из тисков тоски. В эту минуту. И во многие другие. Таких тёмных, непроглядных минут в отрочестве – не счесть… И я благодарю Бога за то, что не было у меня в отрочестве этого страшного и сладкого искушения – проглотить спасительное колёсико…
В наше, сегодняшнее время (на рубеже веков и тысячелетий) так много юных наркоманов не потому, что эти дети – плохие. А потому, что им – плохо. Я это точно знаю: не они плохие – а им плохо.
… Как же это было тяжело – болтаться на холодных волнах в тёмном и тоскливом океане отрочества… Казалось – что не выплыть – никогда… никуда… Так до конца жизни и будет эта непонятица, эта боль и пустота…
Я друга ищу. Скитаюсь Среди людей непонятных И всё их понять стараюсь… (Недурно ж моё занятье!) Не верю я, нет, неправда, Что люди – как те планеты: С орбит не сойдут, вдруг надо. Что все одиноки в свете – Не верю!… И всё скитаюсь Среди людей непонятных И всё их понять стараюсь… (Трудно же моё занятье!)Слава Богу, что была рядом со мной спасительница – поэзия. Мой ангел-хранитель, моя единственная верная подруга.
…Тогда я их ещё не знала, я узнала их значительно позже – изумительно мудрые слова Николая Рериха, которые можно было бы поставить эпиграфом к этой книге, а может быть, и эпиграфом к жизни каждого подростка:
«ТРУДНОСТЯМИ МЫ РАСТЁМ».
Рассказ про страшное
Измучавшись, я написала рассказ. Я назвала его просто – «Володя».
Написала всё, как было. И показала его нашей учительнице литературы – Анне Архиповне, (мы её называли Аннушкой).
Аннушка прочла мой рассказ и страшно побледнела. Она была беременна, и только сейчас, увидев её белое, как мел, лицо с ярко проступившими, какими-то беззащитными веснушками, я подумала, что, наверное, не надо было ей давать этот рассказ.
– Страшно… – прошептала она. – Очень страшно. И… жестоко. Мне кажется, вы не правы.
– В чём же?
– Вы так резко написали о Володиных родителях, а они ведь не виноваты… Такое в любой семье может случиться.
– Но они так спокойно живут, как будто ничего не случилось!
– А что же им делать? Умирать?…
– Не знаю…
– Что же им делать теперь?
Аннушка возвращала мой вопрос – мне. Она тоже не знала на него ответа.
А кто-нибудь его знает? Знает?!
О неприятии радости
Самое печальное, что в отрочестве, будучи перегруженной тяжёлыми впечатлениями и грустными мыслями, я с трудом воспринимала радостное и весёлое. Например, обе Ани с удовольствием бегали на комедии, а я – нет. Обе Ани с удовольствием читали Ильфа и Петрова, Джерома и разные другие весёлые книжки, а я – нет.
Я была в те годы глубокой пессимисткой. Не умела шутить и не умела смеяться. Ведь я знала о жизни такое, что вся эта весёлая ерунда совершенно не трогала меня и даже раздражала, она мешала думать о главном.
Слишком мрачный был фундамент у моего мировосприятия, так что никакие лёгкие надстройки не клеились, не держались на нём. Но на его холодных плитах всё же росли редкие цветочки…
В урнах мусор жгут… Пахнет осенью. Август, август – Начало осени. Так задумчиво… Кто-то плачется. Вот и кончилось, Что не началось… Я придумала, Что мы встретились. Всё придумала! Нам – не встретиться…Исчезновение портрета
Приходим однажды в школу, а над классной доской – пусто! Только вчера там висел портрет весёлого дедушки Хрущёва, а сегодня – пусто! Лишь гвоздь в стене.
Первая мысль – умер… Переглядываемся, перешёптываемся. Спрашиваем у учителей: почему сняли портрет Хрущёва? Они неопределённо отмалчиваются, отводят в сторону глаза. Ясно: что-то случилось, что-то нехорошее.
Дома. «Бабушка, ты не знаешь, что с Хрущёвым случилось?» – «Понятия не имею». – «Почему-то его портрет со стены сняли». – «Ну, может, другой решили повесить».
Вечером.
– Мама! Кажется, Хрущёв умер.
Мама вздрогнула:
– Что за глупости ты говоришь! Не умер – а сняли его.
– Откуда сняли?
– С должности сняли. Уволили из генеральных секретарей.
– Как уволили? За что? Вроде, он был незлым. Культ личности развенчал. И вообще…
– И при этом много ошибок наделал.
– Каких ошибок?
– Ну, всяких…
На место Хрущёва назначили сразу двух начальников: Брежнева и Косыгина. В очереди в магазине народ посмеивался: «Ну, больше не будут за полярным кругом кукурузу сажать!» А ещё говорили: две головы всё же лучше, чем одна.