— Очень сожалею, — последовал холодный ответ, — но мы собираемся прокатиться на север и, вероятно, уедем на днях.

Сильвия шагнула к нему и тихо проговорила:

— Курт Фернштейн приехал бы; это ты не хочешь.

— Может быть, это тебя удивляет?

— Папа сердится на тебя, и дал тебе почувствовать это. Со временем это забудется.

— Едва ли! Во всяком случае, мы не станем пытаться наладить отношения. По долгу родственника я пришел поприветствовать дядю, большего он, конечно, не может ни желать, ни ожидать от меня.

— Но я желаю! Итак, до свиданья!

Бернгард нахмурился и раздраженно взглянул на девушку, пытавшуюся подчинить его своему капризу, как она привыкла подчинять всех остальных. Она улыбнулась, как нельзя более любезно и протянула ему руку, но в ее глазах опять вспыхнул прежний загадочный огонек. Бернгард испытал совершенно то же впечатление, как тогда, когда впервые заглянул в эти глаза; он как будто должен был с усилием стряхнуть с себя какое-то оцепенение.

— Прощай! — сказал он резко и, лишь слегка дотронувшись до протянутой ему руки, отошел к Курту, прощавшемуся с министром.

Принц Альфред, по-видимому, отлично понял сцену и слегка насмешливо улыбнулся. Он с обычной вежливостью проводил своих гостей на нижнюю палубу и представил друг другу Курта и капитана, между тем как Бернгард направился к штурману.

Вся команда суетилась; готовились к высадке, только норвежец как будто не торопился сойти на берег, хотя Рансдаль был его родиной. Он равнодушно смотрел на суету вокруг.

Гаральду Торвику было лет тридцать; он был не выше среднего роста, но крепко сложен, и с первого взгляда было видно, что он обладает железными мускулами. Его загрубелое от ветра лицо нельзя было назвать некрасивым, но оно было угрюмым. Волосы и глаза у него были темнее, чем обычно бывает у жителей севера. Он видел приближение Гоэнфельса, но не выразил ни признаков удивления, ни радости и не двинулся с места.

— С приездом, Гаральд! — Бернгард подошел и протянул ему руку. — Я не мог освободиться раньше, чтобы прийти к тебе.

— К чему торопиться? — возразил Гаральд сухо. — Я удивляюсь, что ты вообще пришел.

— Удивляешься? Я ведь знал, что ты на «Орле».

— Штурманом! А ты был у его превосходительства и у его светлости и принадлежишь к их обществу.

— Ты лучше всех знаешь, к какому обществу я принадлежу и в каких отношениях я с родными. Но от этой встречи я не мог и не хотел уклоняться.

Гаральд равнодушно пожал плечами.

— Верю. Такие узы крепко держат человека и постоянно дают себя чувствовать. Что же, меня это не касается.

— Разумеется, это касается только меня. Почему ты не ответил мне? Уже три месяца, как я писал тебе. Ты не получил моего письма?

— Получил… в Гамбурге.

— Я извещал тебя о своей помолвке с Гильдур Эриксен. Мы все трое выросли вместе, и потому имели право ожидать, что ты нас поздравишь.

Прошло несколько секунд, прежде чем последовал иронический ответ Гаральда:

— Разве это так к спеху? Я знал, что буду сам в Рансдале, и не торопился. Желаю вам счастья в браке!

Эта встреча совсем была не похожа на встречу с Куртом Фернштейном неделю назад. Тогда два приятеля с радостными восклицаниями бурно бросились друг другу на шею и только в ту минуту почувствовали, как им недоставало друг друга. Здесь же товарищи детства еле протянули один другому руки, и в их приветствии слышался какой-то странный тон: один с первых же слов старался уязвить, другой переносил это, почти не скрывая своего раздражения.

— Ты все прежний, Гаральд, — сказал Бернгард с досадой, — только стал еще резче и бесцеремоннее.

— По-твоему, я должен был научиться манерам на княжеской яхте? — насмешливо спросил Торвик. — Здесь действительно довольно аристократично. Там, внизу, каюты убраны как во дворце. И повара с ними, и лакеи — целый придворный штат! Чего только не нужно этакому принцу, даже когда он удостаивает своим посещением море!

— Зачем ты взял это место? — спросил Бернгард. — Я удивился, услышав об этом, потому что достаточно хорошо знаю твои взгляды. Правда, говорят, тебе предложили прекрасные условия, но ведь ты не польстишься на деньги, если за это тебе придется быть в чем-то ущемленным.

— Но на этот раз я польстился. Это тебя удивляет? Да, не всякий возвращается в Рансдаль с капиталом, как ты, и усаживается в Эдсвикене хозяином и повелителем. Нашему брату приходится сначала долго скаредничать и копить грош за грошем. Я тоже хотел попробовать. Это было глупо, да теперь уже и не имеет цели; но я связал себя на шесть месяцев.

Бернгард не стал ломать голову над разгадыванием последнего намека, потому что тон Гаральда обидел и рассердил его. Он коротко закончил разговор: