— Какое решение? — поинтересовался Лотарио.

— У меня уже готов план, — продолжала Фредерика. — Отныне мы с господином графом, хоть и будем жить в разных домах, коль скоро ему так угодно, ни дня не станем проводить без того, чтобы не увидеться. Ну вот, все очень просто: я буду два дня подряд ездить в парижский особняк и там же обедать, а потом господин граф будет на целый день приезжать сюда и обедать здесь. Таким образом, я буду проделывать этот путь дважды, а он один раз, и получится, что он, не слишком утомляясь, сможет видеть меня ежедневно. Ну скажите, ведь правда, так все прекрасно устроится? Не правда ли, я обо всем подумала?

— Обо всем, кроме меня, — отвечал Лотарио, надувшись.

— Э, нет, о вас я подумала тоже, — возразила девушка. — Тогда и мы сможем видеться чаще. Когда граф будет приезжать в Анген, вы станете его сопровождать. Когда же я буду гостить в Париже, вы сможете обедать у своего дяди. Так мы будем встречаться каждый день, и не по часу, второпях, как сегодня, а так подолгу, как вы пожелаете. И вы не будете так утомляться, без конца носясь по дорогам.

— Ну да, — проворчал Лотарио, все еще дуясь, — я много выигрываю: моя дорога сократится на несколько шагов и я больше не смогу видеть вас наедине.

Девушка рассмеялась.

— Ну, — сказала она, — если вам безразлично, что приходится доводить себя до изнеможения на этих дорогах, но не безразлично, что вас вынудят разговаривать со мной только в присутствии графа, то иногда, если вы всю неделю будете вести себя благоразумно, вам будет позволено приезжать сюда, чтобы меня навестить, или по вечерам сопровождать меня на прогулку: вы верхом, а я в карете. Вы меня слышите, любезный племянник? Не правда ли, будет прелестно?

И наивное дитя радостно захлопало в ладоши.

— Видите, несносный ревнивец, есть способ все уладить, и нечего заранее брюзжать, только услышав, что женщине пришла в голову какая-то мысль. Ну же, вы довольны?

— Как вы обворожительны! — вздохнул покоренный Лотарио.

— Не пройтись ли нам по саду? — предложила она. — Там так красиво, и погода чудесная, теплая. Не для того же мы выбрались за город, чтобы сидеть в душной гостиной. Так вы идете?

Она сама уже стояла в дверях. Лотарио последовал за ней.

— Пойдемте с нами, госпожа Трихтер, — позвала девушка.

И старая компаньонка, прихватив свои клубки шерсти и спицы, присоединилась к молодым людям.

Лотарио снова поморщился, недовольный.

— Зачем вы вечно берете с собой госпожу Трихтер? — шепнул он Фредерике.

Лицо девушки приобрело строгое выражение.

— Друг мой, — отвечала она, — нам предоставлена полная свобода, мы пользуемся абсолютным доверием. Это нас обязывает к особенной деликатности и уважению.

— Вы, как всегда, правы, Фредерика, — сказал Лотарио.

Госпожа Трихтер, в эти мгновения как раз догнавшая их, успела услышать несколько слов и угадала остальное.

— О, — заметила добрая женщина, — я ведь если и хожу с вами повсюду, так только в ваших же интересах. Это на случай, если вам потребуется свидетель, чтобы удостоверить перед графом фон Эбербахом и господином Самуилом Гельбом ваше неизменное благоразумие. Я-то знаю, что мой надзор тут вовсе не нужен. Я здесь затем, чтобы при надобности заявить, что господин Лотарио — самый честный юноша в мире, а госпожа Фредерика — самая безупречная женщина. Я уже поняла, что к чему, и даже не наблюдаю больше за вами. Просто создаю видимость, будто я здесь, а сама думаю совсем о других вещах, ну, вообще не о вас.

Так они беседовали, проходя по аллеям парка, где яркие солнечные зайчики, смеясь, порхали по кустам расцветающей сирени.

— Давайте посидим здесь, — Фредерика указала на скамью, стоящую так близко к берегу озера, что, сидя на ней, можно было чуть ли не промочить ноги.

Лотарио присел с ней рядом.

Госпожа Трихтер устроилась тут же, поглощенная своим бесконечным вязанием.

Юная пара некоторое время посидела в молчании. Лотарио казался несколько рассеянным.

— Да о чем вы все думаете? — спросила Фредерика.

— О странном положении, в которое поставили нас неблагосклонность случая и доброта моего дяди. Найдутся ли в целом свете еще двое любящих, оказавшихся в подобных условиях? Принадлежать друг другу, быть, по сути, мужем и женой, но не иметь права даже на поцелуй в лоб! Вы жена другого, этот другой предоставил нам свободу, не кто иной, как он, свел и обручил нас; он расстался с вами, чтобы не возбуждать мою ревность, и при всем том мы невольники, мы зависимее, чем самые преследуемые, измученные надзором влюбленные. В нашей жизни — одни сплошные противоречия. Я так люблю вас, как никто в мире еще не любил ни одну женщину; только и живу ожиданием того дня, когда вы станете моей всецело, и все же не смею желать, чтобы этот день настал! Если бы от меня зависело сделать так, чтобы этот час, в котором сосредоточены все мои грезы и желания, пробил тотчас, я бы отсрочил его, так как черед нашего брака наступит лишь после смерти моего дяди. Какой сладостный и какой горький у нас удел: чтобы начать жить, мы ждем смерти человека, которого любим, и нашей свадьбе суждено начаться с похорон.