Или в похожем на лесную тропку развороте Голиковского переулка, уходящего за углом Климента к дому Островского. Не к тому, в котором родился Островский. Того давно нет. Почти на старом месте встал вылощенный до музейного глянца новодел, снаружи как каменный, внутри с нелепо обнаженными, залакированными бревнами – в подражание мифической избе – сруба. Кому была непонятна нелепость подобной затеи – неужели родители драматурга согласились бы жить в подобных комнатах! И все же оказалось невозможным устоять перед соблазном моды на разудалые терема-избушки повсюду – от кафе и автозаправочных станций до актового зала школы в Пущине.

Много раньше не стало церкви, к которой принадлежал первый в жизни драматурга дом. В тридцатых годах она уступила место жиденькому скверику – замена, слишком неравноценная для мемориала и для всей Москвы. Крохи прошлого – как же трудно их выбирать после бесконечных и неутомимо меняющихся решений об улучшении города. И почему-то ни у кого из градостроителей и архитекторов не возникает сомнения, что каждый новый замысел непременно должен превзойти опыт, знания, здравый смысл предшественников.

Там – плотно сбитый кубик дома с портиком поднятых на цокольный этаж полуколонн. Заказчики – Демидовы, архитектор – Осип Бове, время – первая четверть XIX века. Там – через улицу – приземистый особняк с уверенно прорисованной аркой центрального проезда под полукруглым окном мезонина. Владельцы – сменявшие друг друга купеческие семьи, строитель без имени и все то же начало прошлого столетия. Почти напротив Климента – более ранний дом Гологривовых, купленный казной и превращенный в 1830-х годах в Пятницкий полицейский дом с торчавшей над округой пожарной каланчой.

Современники Климента – отступившая к самому Обводному каналу колокольня церкви Иоанна Предтечи под Бором, завершенная в 1753 году. И, конечно, церковь Праскевы Пятницы, давшая название всей улице. Начатая в последние годы правления Анны Иоанновны, законченная в год вступления на престол Елизаветы Петровны. Коренастая, приземистая, с растянутой трапезной и крутой колокольней, напоминающей стиль одновременно возводившихся петербургских церквей с их заимствованной у Голландии простотой и сдержанностью архитектурных выдумок. Именно от Голландии – такова воля Петра, посылавшего на запад русских архитектурных учеников. Строивший Праскеву Пятницу Иван Мичурин из их числа.

По сравнению с живописцами, о которых неизвестно почти ничего, его биография выглядит на редкость полной. Дворянин из Галичского уезда на Костромщине, где до конца своих дней владел немудрящей деревенькой. В восемнадцать лет ученик петербургской Академии навигацких наук, еще через два года – итальянского архитектора Микетти. С отъездом из России учителя – петровский пенсионер в Голландии, «ученик архитектурного и шлюзного дела». Шесть лет занятий оказываются сроком, за который все успевает неузнаваемо измениться. Шлюзное дело никому не нужно. Единственная работа архитектору находится в Москве – составлять после страшного пожара 1737 года вошедший в историю под названием Мичуринского план старой столицы, сметы на «ветхости» и необходимые починки близлежащих монастырей и церквей, строить самому – от простых и примитивных до очень хороших и сложных работ. Все определялось возможностями заказчика.

Московские приходы с трудом оправлялись после пожарного разорения, Свенский монастырь вблизи Киева мог позволить себе великолепный монументальный соборный портал, который возводит московский зодчий. На Украине Растрелли доверит Мичурину строительство Андреевского собора и киевского дворца по собственным планам. Работа потребовала четырнадцати лет, но позже петровский пенсионер снова в Москве, привычный, всем знакомый, безотказный. Не Праскева ли Пятница из Замоскворечья убедила Растрелли в возможностях и высоком умении архитектора? Он возводит ее на средства купцов Журавлевых в 1739–1742 годах. Когда бы в диапазоне предлагаемых историками временных границ ни строился Климент, он строился при Иване Мичурине.

Хотя как определить понятие – современники Климента? По-видимому, просто – XVIII столетие. В многочисленных разнохарактерных очерках по истории русской и собственно московской архитектуры, справочниках, путеводителях ошеломляющий разнобой лет. Для одних – пятидесятые годы, последние в блистательной карьере и непререкаемом влиянии на строительные вкусы Растрелли. Для других – семидесятые, когда даже в глухой провинции, новообразованных губерниях законодателем моды становится торжественный и строгий классицизм. Для третьих – и вовсе двадцатые, когда все еще определялось взглядами Петра. А колебания внутри таких разных десятилетий! А разнобой с именами зодчих, не менее разных, не менее непохожих друг на друга – Растрелли, Алексей Евлашев, строитель исчезнувших Красных ворот и колокольни Троице-Сергиевой лавры Загорска Дмитрий Ухтомский... И все одинаково без документальных обоснований – без ссылок на документы и архивные источники.

– Милорд, свершилось! Петр I принял титул императора, Россия стала империей.

– Логичный вывод из того, что этому монарху удалось достичь. Я надеюсь, поздравительные письма готовы?

– Не извольте беспокоиться, мы не задержимся с ними. Кстати, еще одна небольшая петербургская новость – внебрачный ребенок у царевны Прасковьи.

– Любопытно. Но так ли важно?

– Думается, да, потому что отец ребенка Иван Дмитриев-Мамонов.