— Да… Нет… Но…

— Ты сделал всё что мог для Мендельна… Так же, как и для Ахилия. Мы должныдвигаться дальше, пусть даже я хочу этого не больше, чем ты. Ради всех остальных… И тебя тоже… Нет никакого другого выбора. Мендельн бы первым сказал тебе это. Ты сам это знаешь.

На это он ничего не мог сказать. Ульдиссиан встал, бросил взгляд на джунгли, а затем позвал Томо.

— Можем мы дойти до Хашира за четыре дня?

— Если будем делать длинные и трудные переходы, мастер Ульдиссиан. Я бы предпочёл сказать, что за пять, с вашего позволения.

— Мы дойдём за четыре.

Томо поклонился:

— Да, мастер Ульдиссиан.

— Мы дойдём за четыре дня и по дороге больше никого не потеряем. Я хочу, чтобы это было ясно, — сын Диомеда с трудом сохранял спокойный тон. — Больше никого.

— Да, мастер Ульдиссиан.

Ульдиссиан посмотрел на Серентию. Она наградила его улыбкой, выражающей решимость, и повторила его клятву:

— Больше никого.

Плечом к плечу с ней и с Томо по пятам он прошёл к изголовью уже ожидающей толпы.

Томо ринулся к Ромию и Сарону и принялся живо им шептать. Как и хотел Ульдиссиан, сказанное им быстро достигло ушей остальных.

Оказавшись в голове отряда, Ульдиссиан кивнул своим последователям и продолжил путь. Эдиремы беспрекословно пошли за ним.

В этот день они прошли огромное расстояние, побуждаемые в первую очередь рвением Ульдиссиана как можно дальше уйти от места, где пропал его брат. К концу перехода даже он чувствовал, как ноет каждая мышца. Вина за то, как, должно быть, чувствуют себя другие, особенно женщины и дети, заставила его пообещать, что следующий день окажется гораздо легче.

Но он не оказался. Едва они успели начать движение, как на джунгли налетела буря, жестокая буря, которая в итоге заставила Ульдиссиана объявить привал.

— Похоже, она продлится весь день! — крикнул Ромий, прикрывая глаза от сора, поднятого в воздух ветром.

Те, у кого были более развиты способности, создали над собой и другими невидимые барьеры, но чем дольше и сильнее шёл дождь, тем больше барьеры ослаблялись или вообще рассеивались.

— Всем держаться вместе! — Ульдиссиан проклинал бурю, почему-то убеждённый, что она действует в сговоре с Лилит и Триединым.

Серентия изо всех старалась не выпустить его руку.

— Что-то должно быть сделано с этим! Тыдолжен что-то сделать с этим!

Её слова воскресили в памяти нежелательные воспоминания. Лилит — в качестве Лилии — однажды предложила то же самое. Тогда это касалось грозовых туч над Серамом и прилегающей местностью. Буря была разогнана, но позднее он выяснил, что эта была больше работа демонессы, чем его.

— Нет… — бросил Ульдиссиан, никоим образом не желая вновь пережить подобное. — Нет… Я не могу…

Ближайшее дерево зловеще заскрипело. Листья и заострённые ветви летали по воздуху. Женщина закричала, когда свирепым порывом её бросило на товарищей. Дети кричали. Несмотря на всё, что им было дано, несмотря на всё, что они успели изучить, даже самые одарённые эдиремы начали поддаваться страху и изнеможению.

Ульдиссиан знал, что ему следуетпопытаться что-нибудь сделать, хотя бы только для того, чтобы напомнить другим, на что они способны. Группа была уже недалеко от Хашира. Они должны были быть готовы столкнуться с более страшным врагом, несмотря на меньшие размеры храма, ибо Хашир наверняка окажется предупреждён.

Но воля его была слаба, всё ещё измотанная потерей Мендельна. Он затряс головой, борясь с самим собой…

Вдруг ни с того ни с сего Серентия отпустила его. Ульдиссиан хотел подхватить её, но промахнулся. К его удивлению, она вышла на самое открытое место на их стоянке, где буря бушевала сильнее всего. Хоть и промокшая до костей, дочь Сайруса стояла прямо и гордо. Она высоко подняла копьё, грозя им зловещим чёрным тучам.

— А ну-ка, прочь! — закричала Серентия что было мочи на тёмное небо. — Прочь!

Увидев её там, тщетно пытающуюся сделать то, в чём он действительно мог бы добиться успеха, Ульдиссиан почувствовал сильнейшие угрызения совести. Мендельн бы не захотел, чтобы он вёл себя так из-за него. Если была хоть малейшая надежда, что он может остановить эту яростную буру, то это по меньшей мере обязывало его попытаться…

Но эта мысль умерла, когда его глазам предстало нечто невероятное. Словно какая-нибудь богиня войны, Серентия продолжала не только оказывать сопротивление силам природы, но потребовала от них подчинения. Она махала копьём, словно готовая бросить его в сердце бури…