Румянцев предупреждал, что корпус Потемкина подвергается серьезной опасности в том случае, если неприятельские силы выйдут из Турно и атакуют его. А как раз в это время стало известно, что в Турно из Никополя прибыло 13 тысяч турок с 13 орудиями, готовых устремиться на Потемкина. А он же вместо того, чтобы следовать разработанному плану и идти на соединение с корпусом Гудовича для совместных операций, увлекшись славой легких побед, уводит свой корпус на Цымбру.

Получив этот выговор от главнокомандующего, Потемкин немедля двинулся к Ольте на соединение с Гудовичем, с другой стороны подходившим к реке, в устье которой и расположилась крепость Турно. И тут, словно бы в доказательство серьезных опасений Румянцева, из крепости вышел четырехтысячный отряд турецкой конницы и двинулся на перехват Потемкина. Неприятель сбил передовые пикеты, разгромил авангард, состоявший из арнаутов, и пошел на основные силы корпуса. И в этот момент снова отличился подполковник Кантемир, смело и отважно действовавший со своими эскадронами карабинеров. Меткая стрельба карабинеров остановила турок, а за это время к сражению изготовился и весь отряд Потемкина. Был открыт огонь из пушек по коннице неприятеля, которая, не выдержав, откатилась на исходные позиции. Казаки и арнауты устремились за отступавшими, преследуя их до самой Ольты, нанесли ощутимый урон.

Увлекшись преследованием, Потемкин забыл о тыле. А турки тем временем вывели из Никополя суда с пехотой, поднялись вверх по Дунаю и, высадив большой отряд на левый берег, устремились в тыл русских. Турки хорошо рассчитали предоставившуюся им возможность окружить и уничтожить корпус Потемкина. Но на деле плохо осуществили свой план: пехота опоздала и подошла тогда, когда Потемкин успел расправиться с конницей и повернуть свой отряд фронтом для встречи неприятеля. Столкновение с русским корпусом ничего хорошего не обещало туркам, и они возвратились в Никополь.

Получив с верховьев Ольты паромы, Потемкин 28 мая переправил свой корпус через реку и соединился с отрядом Гудовича. Русские легкие войска подошли к Турно и тут же сбили турецкую конницу, скрывшуюся за стенами крепости. Наши войска заняли деревню Мигурены. Отсюда виден был Дунай, переправа, связывавшая крепость с Никополем, в котором было сосредоточено 11 тысяч пехоты и кавалерии и 6 тысяч арнаутов.

Гудович и Потемкин готовились к решительным действиям против надоевшей им крепости. Но 25 мая прибыл выздоровевший князь Репнин и принял от Гудовича команду над Валашским корпусом. О дальнейшем повествует автор книги «Жизнь князя Потемкина-Таврического»: «Князь Репнин, получив начальство над войском, находившимся в Валахии, отправился в Бухарест, а оттуда к городу Турно, где стояли тогда соединенные корпусы генералов Гудовича и Потемкина. На другой день (мая 26-го) он смотрел крепость; ее положение, сильный гарнизон и разные другие обстоятельства побудили князя Репнина отойти немедленно от сего места. Во время отступления получил он известие, что турки сделали сильное нападение на левой берег Дуная, несколько выше Журжи. Репнин поспешил туда, желая встретить неприятеля. Потемкин остался под Турно, для прикрытия сего обратного похода. Турки, узнав об отступлении Репнина, призвали свежие войска из Никополя, напали (мая 27-го) на корпус Потемкина. Пехота их устремилась со стороны крепости, а конница заехала в тыл русским. Неприятели, несравненно превосходнейшие числом, ожидали для себя счастливых следствий от сего предприятия. Но Потемкин принял их с величайшею неустрашимостию, опрокинул во всех местах, принудил к отступлению и покрыл трупами врагов широкое поле.

Князь Репнин, услышав, что неприятель приступает к Журже, пошел туда с возможною скоростию; но, прибыв на место, к чувствительнейшему огорчению, нашел сию крепость уже в турецких руках. Не слишком предприимчивый комендант сего города сдал туркам Журжу на договор, получив от них позволение выступить с войском своим со всеми военными почестями и отправиться в Бухарест».

За этими скупыми строчками историка – целая драма, развернувшаяся вслед за сдачей Журжи.

Все эти майские дни Румянцев занимался подготовкой похода среднего корпуса, который был под его непосредственной командой. По приказу из Петербурга его армия была усилена пятью полками. И чтобы местным жителям она показалась еще многочисленнее, он приказал прибывающим полкам входить в Яссы не одновременно, а в течение нескольких дней. Пусть неприятель подумает, что он сильнее, чем на самом деле. А что местные жители донесут туркам о каждом передвижении его полков, Румянцев не сомневался. Сколько уж раз убеждался в этом, а потому порой и распускал ложные слухи. Иной раз удавалось ввести в заблуждение неприятеля.

17 мая из Ясс в Фальчу, где назначено быть походному лагерю, выступила первая дивизия. Авангард возглавил генерал-квартирмейстер Боур. Через день двинулся отряд генерала Глебова, еще через день – отряд генерала Замятина, еще через день – артиллерия во главе с генералом Унгерном. И фельдмаршал добился того, что местные обыватели, наблюдая за ежедневными перемещениями войска, разносили преувеличенные слухи о могуществе русской армии. А на самом деле Румянцев хитрил не от хорошей жизни. За эти несколько месяцев зимнего отдыха ему так и не удалось восполнить потери прошлого года. Да и в нынешнем велика была естественная убыль… Странно, но сколько он ни писал в Петербург, верховное руководство никак не может понять, что армия ежедневно несет потери, даже если не участвует в сражениях. Люди мрут от болезней, несчастные случаи уносят множество жизней. И восполнение этой убыли должно быть строго регламентировано. Императрица не раз сообщала, что по всем его представлениям о снабжении армии даны высочайшие повеления. Однако этому помешали меры предосторожности, которые были предприняты против известной заразы…

Перед началом новой кампании Румянцев получил письмо от Екатерины II, в котором она подробно излагала состояние внешних и внутренних дел Российского государства. А перед этим столь же подробное письмо прислал Панин. Так что у Румянцева складывалась более четкая и ясная картина предстоящего с неприятелем. И вместе с тем он не мог умолчать о тех упущениях, которые больно били по боеспособности его армии.

Ведь в Петербурге хорошо знают, сколько опасностей таит распространившаяся здесь заразительная болезнь. И ему немало приходилось заботиться о ее нераспространении не только до наших границ, но и в Польше. Одновременно с этим он видел неизбежное оскудение армии, если перекрыть все пути-дороги и оказаться в этаком неприступном кольце, не пропускающем никого и ничего из тех мест, где обнаружены признаки болезни. Вот и в Москве, говорят, вспыхнула эпидемия проклятой чумы. Так что же делать?.. Нет, уж лучше, соблюдая все возможные предосторожности, действовать осмотрительно, чем остаться безоружными против воюющего с нами неприятеля.

А сколько неполадок с пополнением! Армия далеко ушла от собственных границ, и набранные рекруты, идущие на укомплектование, за короткое время делая непомерный путь, лишаются сил, и большая часть их в дороге погибает. Те же, кто добирается до своих полков, приходят в такое время, когда армия уже выступает в поход для проведения летней кампании. И как может утомленный и истощенный человек без роздыха взваливать на себя бремя полевых трудов! Сколько раз, получая молодых солдат, Румянцев с жалостью смотрел на них, изнемогающих после проделанного тысячеверстного пути, и посылал в лазареты. Такая помощь со стороны Петербурга оказывалась бесплодной, более того, вместо пользы он получал дополнительные заботы, уж не говоря о денежных суммах, которые шли на излечение больного, измученного человека. И пока он войдет в строй, пройдет много времени…

А почему бы не сделать иначе?.. Никто ведь не знает, сколько продлится война. И чем дольше будет война продолжаться, тем больше будут убытки и потери и тем труднее будет их восполнять при существующей системе укомплектования армии рекрутами и припасами. Не лучше ли, заблаговременно набирая рекрутов, назначить им ближайшее к армии место, куда бы они исподволь отправлялись? А прибыв туда, вместе с необходимым отдыхом обучались бы военному делу и по мере надобности вливались в армию. Надобно также определить людей, которые заранее могли бы закупать в России лошадей и прочие вещи для снабжения армии и держать их наготове, чтобы тут же отдать их посланным для приема армейским офицерам, минуя заставы.