Не ошиблись ли верхнедонцы в выборе власти в феврале 1919 года, добровольно идя на перемирие с красными и признавая советскую власть? Не заблудились ли?

Придавленный силой оружия, последующими репрессиями свободолюбивый казак трудно и неумело вставал на ноги. Однако, какие бы трудности ни выпадали на его долю, жизнь брала свое. Казаков старшего возраста больше донимали житейские трудности. Молодым будущая жизнь рисовалась совсем иной, чем втихомолку поговаривающим в сторонке старикам и старухам. Разрушив до основания старое, покончив с «проклятым» прошлым и построив «коммунию», люди надеялись и верили, что в одночасье можно покончить с послевоенной разрухой и трудностями.

Самой активной и наиболее крикливой была та часть безземельных, которая никогда не держала в руках плуга, не сеяла, не пахала и с негодованием смотрела на старательных и потому зажиточных казаков. Особенно трудно решались житейские вопросы в хуторах, там жизнь перестраивалась медленнее и значительно труднее. Юный Шолохов видел это своими глазами.

Незанятость людей была велика. Если казаку советская власть все-таки оставила земельный надел, то иногородние по-прежнему ничего не имели. Кроме как заниматься домашним ремеслом (ковали, бондари, шорники, портные, столяры) или идти в наемные работники к богатым казакам, податься было некуда.

Трудности кругом: не было одежды, обуви, керосина и даже спичек. Для добывания огня вновь учились пользоваться трутом и кресалом. Высекая искру, шепотом приговаривали: «Ленин, Троцкий, дай огня!» В пятой главе восьмой части «Тихого Дона» Шолохов об этом напишет так: «Высекая искру, казаки вполголоса приговаривали: «советская власть, дай огня!»

Почувствовали трудности бывшие торговцы, хозяева магазинов, приказчики: пока проводилась продразверстка, всякая торговля, как мы знаем, была запрещена. Если Петр Михайлович Шолохов в первый год поступил на работу в районный приемный пункт, то Александр Михайлович определился на работу только с июня 1921 года.

В станичном исполкоме была крайняя нужда в грамотных людях, умеющих писать, считать, выдавать по документам зарплату, пенсии, пособия. Трудно за Шолоховых ответить, почему они не оказались на местах и должностях, где требовались грамотные люди, – например, в отделах исполкома: земельном, продовольственном, труда, финансовом, в собесе. Вероятно, этому препятствовала их недавняя служба приказчиками в торговом доме Лёвочкина, а кроме того, взятый курс на привлечение к работе в советских учреждениях бывших красноармейцев и явных пролетариев.

В первый год становления советской власти занятость молодых парней и девушек определялась домашним хозяйством и занятием матери и отца: сын коваля помогал отцу в кузне, дочь портнихи занималась шитьем, сын столяра осваивал столярное ремесло. Это у иногородних, безземельных. Дети казаков работали в поле.

Михаил Шолохов ни тем ни другим заниматься не мог: промысла и хозяйства во дворе не было. Только в середине 1920 года в хуторе Латышеве он поступил на временную работу учителем по ликвидации неграмотности среди взрослого населения. В течение двух месяцев он замещал учителя начальной школы Василия Константиновича Козина, пока тот находился в Ростове на курсах учителей.

Как рассказывал автору этих строк бывший ученик этой школы Антипов, занятия проходили вечерами в доме казака Тимофея Зимовнова, у которого под класс снимали комнату. Большая часть времени у обучавшихся уходила на воспоминания о старине, об участии в войнах, о восстании. По мнению Антипова, молодой Шолохов слушал их воспоминания с огромным интересом и вниманием. Работая в каргинской начальной школе, от коллектива учителей он ездил в Вешенскую на конференцию, организованную отделом народного образования.

Почти год Михаил Шолохов работал в Каргинском станичном исполкоме, председателем которого был Федор Чукарин.

Документы свидетельствуют, что в штате служащих исполкома значилась должность «журналиста», которую занимал Михаил Шолохов. Сохранилась в архивах «Раздаточная ведомость за уплату пайка, статистикам станицы Каргинской», в которой значится Шолохов Михаил, указана дата внесения денег и его роспись в получении пайка – 16 октября 1921 года: табак – V, фунта, спички – 5 коробок, мыло – V, куска1.

Несколькими годами позже в своей автобиографии Шолохов напишет: «…Успел за шесть лет изучить изрядное количество специальностей. Работал статистиком, учителем в низшей школе, грузчиком, продовольственным инспектором, каменщиком, счетоводом, канцелярским работником, журналистом»2. Живя в Москве, подрабатывал счетоводом, статистиком, грузчиком, в молодежной газете журналистом – тут ничего особенного нет: было такое время, а надо было зарабатывать на жизнь. Но это было потом.

1920–1921 годы для иногородних, не имевших земельных наделов и, естественно, запасов хлеба, были особенно трудными. Из хутора Плешакова Александр Михайлович, кроме одежды и небольшого запаса продуктов на дорогу, ничего с собой не привез. Осень и зиму пережили на запасах Прасковьи Герасимовны: была у нее корова-кормилица, птица, в погребе картошка, соленья. С весны кормильцем стал огород. Как рассказывали мне их соседи, Анастасия Даниловна много трудилась по хозяйству, не гнушалась черновой работой, на том была она воспитана с детства. Сын не проявлял заметного интереса к домашним делам, сидел за книжками, что-то писал, много времени проводил на рыбалке.