– А если я попрошу, вы отмените свое решение?

– Михаил Александрович, – ответил я, – мы долго и подробно обсуждали порочащее коммуниста поведение директора мехлесхоза и пришли единодушно к своему решению. Не может бюро отменить его.

– Хорошо, – закурил Шолохов. – Поскольку у директора оказалось столько ходатаев и им нужно дать ответ, я бы попросил провести общее собрание коллектива лесхоза и обсудить на нем ваше решение. Считаю, собрание оценит всю деятельность этого руководителя, а вы проверите правильность своего решения.

– Выходит, мы партийное решение должны обсуждать на общем беспартийном собрании? – не сдержавшись, повысил я голос.

– Не взрывайся. Здесь все надо делать спокойно, – остудил меня Михаил Александрович. – Ты понимаешь, люди обратились ко мне как к депутату Верховного Совета. Они это подчеркивали. Поэтому надо во всем разобраться до конца и правильно. Если будет время, я сам приду на собрание.

– Если вы приедете и поддержите хулигана, то наше решение будет провалено, – высказал я свою тревогу.

– А что оно тогда стоит? Если вы уверены в своей правоте, докажите всем. Боритесь. За этим ваш авторитет.

Борьба, накал на собрании были как на сходах в годы коллективизации. Проходило оно широкогласно в Доме культуры, где собралась не одна сотня людей. «Дружки» пытались выгородить директора. Но мы, члены бюро и коммунисты лесхоза, с убийственными фактами в руках дали им бой. Подавляющее большинство участников собрания пошло за нами.

Михаил Александрович на собрании не был, ждал у себя после его окончания всех членов бюро. Не успев остынуть, мы заговорили разом. Когда выговорились, Шолохов обратился ко мне:

– Теперь давай ты скажи, Петр Иванович. Досталось вам?

– Но решение бюро в силе! – сказал я с ударением.

– Большое вам спасибо за правильное решение, – оглядел Шолохов всех. – А у меня было мелькнула мыслишка, не поддадитесь ли вы давке? Оказывается, не вышло у челобитчиков. Молодцы! Достойно выдержали экзамен…

У писателя Шолохова была удивительная память. Если он рассказывал о давнем прошлом, то так, что перед слушателями возникала яркая картина. А вспоминал он о прошлом для сравнения с настоящим, для подъема духа людей, веры, что сделать они могут все. Таким было его выступление на открытом партийном собрании в колхозе (ныне совхоз) «Тихий Дон», где шло обсуждение постановления известного мартовского Пленума ЦК КПСС, намечались мероприятия по дальнейшему подъему экономики сельского хозяйства.

– Наиболее пожилые из нас, наверно, помнят тридцатые годы, когда сдавали хлебец, а потом на быках из Миллерова возили семенное зерно. Калечили быков, ломали им ноги в весеннюю распутицу, а потом на этих же быках надо было пахать и сеять. Помимо этого было немало других неудобств в сельском хозяйстве, немало ошибок, нерешенных вопросов. Теперь это ушло в далекое прошлое. Ваша партийная организация насчитывает с кандидатами 130 человек – это огромная сила. А если приплюсовать сюда еще и комсомольцев, то с таким народом можно, что называется, горы свернуть. Мы верим вам и надеемся, что вы, тиходонцы, нас не подведете ни на севе, ни на других сельскохозяйственных работах, а в целом ваш колхоз станет экономически сильным, развитым хозяйством.

Пообещали тиходонцы постараться. А в летнюю страдную пору районная газета и радио обрушились на них с критикой.

– Слушай, Петр Иванович, – позвонил мне Шолохов, – ты в курсе, почему «Тихий Дон» так сдал позиции на уборке? Можно было бы в чем-то другом простить, но хлеб есть хлеб.

Не успел я сказать, какие мы собираемся принять там меры, как Михаил Александрович предложил:

– Давай завтра съездим в это хозяйство и там постараемся разобраться, в чем дело. Может, в чем поможем, что подскажем.

Назавтра ни свет ни заря, никого не предупредив, мы приехали на полевой стан первой бригады. Шла пересмена механизаторов ночной и дневной бригад. Людей было много, и среди них – председатель Александр Стефанович Максаев. Шолохов с хитрецой посмотрел в мою сторону и сказал:

– Вы извините, дорогие товарищи, что мы вас на некоторое время оторвем от работы. Но не дает мне покоя секретарь райкома партии за вас, что вы отстаете в уборке урожая, замыкая районную сводку, чуть ли не я виноват в этом. Вот хотелось бы вместе с вами выяснить причины и договориться, да и положиться на вас, что вы исправитесь, подтянетесь и из последних станете ведущими. Нам с вами нельзя плестись в хвосте.

Колхозники, окружив Шолохова, выложили ему все как на духу. Припозднились с уборкой, плохо подготовили технику, вот она и подводит. Но подтянуться можно. Время еще есть.

В тот день мы побывали во всех бригадах, у агрегатов, в загонках у комбайнов. Лето выдалось такое, как описал его Шолохов в «Тихом Доне»: «Над степью желтый солнечный зной. Желтой пылью дымятся нескошенные вызревшие заливы пшеницы. К частям косилки не притронуться рукой. Вверх не поднять головы. Иссиня-желтая наволока неба накалена жаром. Там, где кончается пшеница, – шафранная цветень донника. Хутор перекочевал в степь. Косили рожь. Выматывались лошади, задыхались в духоте, в пряной пыли, в хрипе, в жаре… Ветер, наплывавший от Дона редкими волнами, подбирал полы пыли; марью, как чадрой, кутал колючее солнце».