Шрифт:
Джим закричал и потянул Лукаса за рукав. Лукас обернулся и тут же понял, какая им грозит опасность. Не тратя времени на размышления, он рванул маленький красный рычаг, на котором было написано:
Много лет он не пользовался этим рычагом и теперь не мог поручиться, что старина Кристоф выдержит такую нагрузку. Но выбора не было.
Кристи понял, что нужно поднапрячься, и громко свистнул. Это означало: все ясно.
Стрелка на спидометре начала клониться вправо, она неуклонно приближалась к отметке «максимальная скорость», но Кристи мчался все быстрее и быстрее, и стрелка уже давно перешла за красную черту и застряла на белом поле, пока наконец спидометр не разлетелся вдребезги на тысячи мельчайших кусочков.
Вспоминая потом эту поездочку, Лукас и Джим сами не могли понять, каким чудом им удалось избежать смертельной опасности. Кристоф буквально пулей пронесся по ущелью и вылетел из него как пробка в тот самый момент, когда с жутким грохотом рухнула последняя вершина.
Лукас отпустил красный рычаг. Кристоф постепенно замедлил ход, а потом вдруг выпустил пар и застыл на месте. Он не пыхтел, не сопел и вообще не подавал никаких признаков жизни.
Лукас и Джим сошли с паровоза, вытащили затычки из ушей и посмотрели туда, откуда они только что выскочили как угорелые.
Перед их взором предстали могущественные горы Венец Мира, а на месте Долины Сумерек теперь клубилось лишь мутно-красное облако пыли. Это все, что осталось от мрачной долины.
Глава четырнадцатая, в которой Лукас убеждается в том, что без Джима он был бы как без рук
— Да, ловко мы проскочили, — пробормотал Лукас, сдвигая фуражку на затылок и отирая пот со лба.
— Наверное, теперь никто никогда не сможет пройти через Долину Сумерек, — сказал Джим, который все еще не мог избавиться от дрожи в теле.
— Это точно, — откликнулся Лукас. Его голос звучал очень серьезно. — Долины Сумерек больше не существует.
Лукас набил себе трубочку, раскурил ее и задумчиво продолжал:
— Дурацкое положение, прямо скажем. Ведь и мы теперь не сможем вернуться обратно этим же путем.
Об этом Джим даже и не подумал.
— Ой, батюшки мои! — жалобно пискнул он. — Что же нам делать? Ведь нам нужно обязательно потом попасть обратно!
— Да, да, — согласился с ним Лукас. — Но ничего не поделаешь, придется нам поискать другую дорогу.
— А где же, собственно говоря, мы находимся? — робко спросил Джим.
— В пустыне, — ответил Лукас. — Я думаю, что это и есть пустыня Край Света.
Солнце зашло, но было еще достаточно светло, чтобы разглядеть, что они находятся уже не в горах, а на равнине, ровной-преровной, как поверхность стола.
Вокруг только песок, камни и какой-то гул. Где-то на горизонте на фоне сумеречного неба чернел силуэт гигантского кактуса, растопыренные отростки которого издалека напоминали пятерню, поднятую кверху в знак приветствия.
Друзья еще раз посмотрели на красно-белые Полосатые горы. Облако уже немножко рассеялось, и теперь можно было видеть то, что осталось от Долины Сумерек.
— И отчего все так получилось? — сокрушенно спросил Джим.
— Наверное, от грохота колес образовалось такое мощное эхо, что горы не выдержали и рухнули, — объяснил Лукас.
Потом он повернулся к паровозу и, похлопав его по котлу, с нежностью сказал:
— Здорово ты нас выручил, старина Кристи!
Но Кристи не отзывался и по-прежнему не подавал никаких признаков жизни.
Только теперь Лукас понял, что с Кристофом что-то неладно.
— Кристи! — закричал он испуганно. — Кристи, мой милый толстяк, мой славный Кристи! Что с тобой?
Но локомотив не двигался. Не слышно было ни звука.
Лукас и Джим, ничего не понимая, переглянулись.
— Ой, батюшки мои! — запричитал Джим. — Если Кристи теперь… — Он не мог произнести всю фразу до конца.
Лукас сдвинул фуражку на затылок и пробормотал:
— Да уж, только этого нам не хватало!
Они быстро достали ящик с инструментами, там у них лежали всевозможные плоскогубцы, молотки, щипцы, кусачки и все-все-все, что нужно для ремонта паровозов.
Долго-долго Лукас со всей осторожностью простукивал каждое колесико, каждый винтик и все прислушивался, не отзовется ли где какая трещина. За все время он не проронил ни звука. Джим стоял с широко раскрытыми глазами, в которых застыл ужас, и тоже молчал, боясь задать лишний вопрос. Лукас работал так сосредоточенно, что даже не заметил, как у него погасла трубка. Это было плохим знаком. Наконец он выпрямился и пробурчал сквозь зубы: