Пока сопровождавшие капитанов воины выкатывали из трюмов не занесенные в опись бочонки с вином, предназначавшиеся для празднования выпавшей «стражам моря» удачи, охранники, не дожидаясь распоряжений командиров, заставили пленников выстроиться вдоль обоих бортов. Молодой дан-цед громко объявил, сначала по-мономатански, а затем на ломаном саккаремском языке, что сейчас будет проведен досмотр их личных вещей, которые каждый должен выложить на палубу у своих ног. Эврих снял с плеча сумку с лекарскими принадлежностями, которую так и не удосужился отнести в каюту. Поглядел, как товарищи складывают перед собой отделанные серебряными бляхами пояса, кошели и кинжалы для разделывания пищи и заточки перьев, и, отцепив от пояса оба пенала, положил рядом с сумкой.

— Кольца, серьги, браслеты, ожерелья — снимайте все-все! Эти безделушки вам больше не пригодятся! Рабам не положено иметь никаких украшений, ежели они не подарены им хозяином! — весело покрикивал дан-цед, в то время как пара расторопных охранников, следуя вдоль шеренги пленников, складывала выложенные на палубу вещи в большой холщовый мешок.

Двое писцов, двигаясь вдоль правого и левого борта «Ласточки», начали заносить на пергамент имена пленников, национальность их и род занятий. Зузбары действовали быстро и слаженно, заминок почти не возникало, и капитаны джилл наблюдали за происходящим со снисходительной скукой: им было не впервой захватывать торговые суда и процедура вступления во владение добычей была продумана и отработана до мелочей.

— Эй ты, чудо, серьгу снять забыл! А ты, борода, скидывай нагрудник — отвоевался! Вай-ваг! Да у тебя под ним кошель? — удивился дан-цед. — Отвязывай, не жалей. Все равно мы вас в Мванааке в одних набедренных повязках высадим. Так лучше уж сразу избавиться от всего лишнего.

Не отставали от дан-цеда и писари, громко переспрашивая:

— Шерах? Саккаремец? Торговец металлической посудой? Ай-вай! Ничего-то, кроме гребца или сборщика риса, из тебя не выйдет! Что за глупый корабль: ни кузнецов, ни плотников, ни сукновалов, ни ткачей! А ты кто? Хилой? Благодари своих Богов за то, что к нам попал. По крайней мере, от ожирения не умрешь…

Памятуя, что комариный писк на небе не слышен, купцы и корабельщики покорно отвечали на вопросы писцов и безропотно расставались со своим добром. Подавленные обрушившейся на них бедой, они словно разом утратили силы к сопротивлению и лишь возводили очи горе, призывая в трудный час на подмогу кто Храмна, кто Морского Старца, кто Священный Огонь, и Эврих уже начал склоняться к мысли, что обращение более полусотни людей в рабство так вот тихо-мирно, по-домашнему, и закончится, когда дан-цед раздраженно прикрикнул на Ирама:

— Тебе говорю, снимай браслет! Полно губами шлепать! Теперь тебе если что и предстоит носить, так только колодки. А ну!.. — Он шагнул к светловолосому парню, и тут произошло то, чего никто не ожидал, а большинство даже и не успело увидеть.

Ирам откачнулся от тянущихся к нему рук дан-цеда, выхватил из складок халата длинный кинжал и ткнул им весельчака зузбара в грудь. Клинок скользнул по пластинкам маронгового панциря, и тогда Ирам нанес еще один удар, целя под обрез доспеха. Дан-цед жалобно вскрикнул, дернулся, словно пронзенная острогой рыбина, и рухнул на палубу, прижимая к животу окрасившиеся кровью ладони. Ирам с пронзительным воплем отпрыгнул к фальшборту, выставив перед собой кинжал, стоявшие подле него купцы шарахнулись в разные стороны, писцы, разом утратив весь свой гонор, пятясь, начали отступать от шеренги пленных.

— Лоче! — испуганно крикнул капитан «Верволики» г кидаясь к корчащемуся на палубе молодому дан-цеду. Охранники, обнажив широкие кривые мечи, опережая его, бросились на Ирама.

— Живым! Живым взять! Живьем! — взвыл капитан «Верволики», склоняясь над дан-цедом. — Сунгар! Сунгара сюда! Быстро!

Стоя на коленях, он трясущимися руками попытался расстегнуть ремни маронгового панциря, низ которого, как и пластинчатый кильт, уже окрасился кровью раненого.

— Сунгара! Капитан Шарван требует Сунгара! Лекаря приведите, лекаря! Лоче ранен! Лоче убит!.. — вопили «стервятники Кешо».

— Не подходи, убью! — отчаянно взвизгнул Ирам, размахивая окровавленным кинжалом.

— Сеть принесите! Позовите Сунгара! Лоче умирает! Смерть халисунцу! Смерть убийце! Перерезать негодяям глотки! Выпустить кишки!..

— О Боги Небесной Горы, что за идиот! Давеча он готов был проиграть этот браслет в кости, а нынче убил из-за него человека, — пробормотал Эврих, испытывая почти физические страдания при виде искаженного болью лица дан-цеда и сознавая, что смерть его не останется неотомщенной.

— Пустите меня! Дайте дорогу! — Плешивый кривоногий зузбар отстранил капитана «Верволики» от дан-цеда и, нагнувшись над раненым, ловко перерезал ножом застежки панциря. — Вай-ваг! Дело плохо! С такой дырой в брюхе он едва ли выживет…

— Если Лоче умрет, я убью десять, нет, двадцать жирных ублюдков! А скудоумного предателя повешу за ноги! — дико вращая глазами, прорычал капитан «Верволики». — Я велю содрать с него живого кожу! Я буду кормить его собственными отрубленными пальцами! Ай-ваг! Клянусь бездонным чревом Хаг-Хагора, я использую этих трупоедов как наживку для ловли акул!..