«Опять!» - с тревогой отметила Таня.

 - С меня сегодня ведь снимут повязки?
– спросила она вслух.

 - Еще как снимут!
– заверили голосом Михаила Андреевича квадраты.
– Отъебут и вынут…

 - Что вы говорите, Михаил Андреевич!
– решилась Таня на замечание.

 - А что я говорю?
– словно удивился тот.

 - Ну… вы… материтесь…

 - Да что ты?
– захохотал Михаил Андреевич.
– Не охуевай, девочка. Не неси хуйню.

 - Вот опять!
– сказала Таня.

 - Опять сорок пять, а все пиздой торгует блядь!
– совсем уж по-мефистофельски расхохотался хирург.

 И вдруг Таня поняла. Он же пьян. Просто, наверное, мертвецки. Он секса хочет. А ему Танька в новом образе - понравилась. Вот в чем дело!

 - А что ты стоишь, как неродная?
– спросил доктор.
– Ты на койку-то присядь…

 Таня осторожно присоседилась. Обнаружила, что спиртным от Михаила Андреевича и вовсе не пахнет. Зато его рука, представлявшая собой набор розовых, с черными вкраплениями, прямоугольников, скользнула под фиолетовые пиксели халатика.

 - Михаил Андреевич, что вы делаете?
– растерянно спросила Танька, когда ладонь доктора продвинулась по бедру, но не стала останавливаться и устремилась прямо к межножью, тут же предательски увлажнившемуся.

 - Ох, пизденка-то сочная, - куражился доктор.

 «Господи! Что ему надо?
– метались в голове Таньки тревожные мысли.
– Вроде трезвый. Но что соседки-то подумают?»

 Впрочем, те никак не давали о себе знать. Танька видела на соседних койках кубики пикселей, и не более.

 - Я плохо себя чувствую, Михаил Андреевич, - робко произнесла Таня.

 - А что такое?
– оживился доктор, пытаясь запустить поросший волосом палец в танькину щель.
– Тошнота? Головокружения? Может, галлюцинации?

 - Откуда вы знаете?
– удивилась Таня.

 - Я должен это знать, - бархатно расхохотался Михаил Андреевич.
– Потому что это - совершенно нормальные симптомы для завершающей стадии верминотерапии.

 - У меня в глазах квадратики, - пожаловалась Танька, гадая о том, не является ли галлюцинацией то, что происходит с ней сейчас?

 - Это серьезно, - Палец доктора проник, наконец, куда надо, и сейчас щекотал Таньку изнутри, распространяя по телу стыдное и сладкое возбуждение.
– Но и это пройдет. Сейчас тебе надо поспать. Снятие повязки, а также последующее срывание всех и всяческих масок - процесс серьезный и волнующий. Ты должна собраться с силами…

 - Ну, да, - согласилась Таня.

 В другой руке доктора тут же возник пластиковый шприц. Танька ощутила резкий и чуточку болезненный укол, а потом ее тело стало тяжелеть, словно наполняясь льдом.

 - Поспи пару часиков, - ласково говорил доктор.
– Скоро выебут тебя во все дыры. Но ты не бойся.

 Таня хотела что-то ответить, но слова не давались, а сознание обволакивалось вязким забытьем.

 Ирина смотрела на экран и отказывалась поверить своим глазам. Происходящее на экране казалось каким-то запредельным кошмаром.

 - Перемотай, - сказала она Ильиничне.
– И заново включи.

 - Ты уверена?- спросила управляющая.

 - И звук прибавь. Они там о чем-то разговаривали.

 Вот.

 Ванная комната, та, что на втором этаже. Голый, только что искупавшийся Ромочка.

 - Таня! Таня!
– зовет он.

 Входит Танька, берет из шкафчика полотенце.

 - Малыш теперь - чистый и розовый, - говорит она, вытриая Ромку.

 - Укольчик хочу, - канючит ребенок.

 - Мальчик любит укольчики?
– с отвратительной фальшью воркует Танька.

 Ирину затрясло от невыносимого желания растерзать эту сучку. Качество звука было отвратительным. О смысле некоторых слов оставалось только догадываться.

 - Мальчик любит укольчики!
– торжествующе говорит на экране Танька.
– Только мальчик ничего не расскажет маме.

 - Я ее ненавижу, - отчетливо произносит Ромка.
– Она плохая.

 Ирине словно пощечину дали.

 - Она папу убила, - говорит малыш.

 - Кто тебе это сказал?

 - Даняша, - отвечает Ромка.
– Мой друг. Все считали, что я его выдумал. А его просто никто увидеть не мог.

 - Ну, мальчика нашего никто не убьет, - сюсюкает Танька.

 - Убьет, - тихо возражает малыш.
– Даняша мне про это тоже говорил. Я умру после того, как увижу женщину в бинтах.