Сборник стихов
вернуться

Ваншенкин Константин Яковлевич
Шрифт:

ТРОТУАР

В тень укрылся уличного тента, В сутолоку движущихся тел, Потому что видеть её с кем-то Он в который раз не захотел. Бывшую и чуточку иную, Ту, что так безжалостно ушла, Он, её мучительно ревнуя, Продолжал любить из-за угла.

ЖЕНЩИНА В СИТЦЕВОМ ПЛАТЬЕ

Женщина в ситцевом платье В доме пока что одна, Жарит на кухне оладьи. Вот уже миска полна. Ловкое это уменье Или почти ремесло, — Главное в жизни именье, Что по наследству пришло. В той ненавязчивой школе, На золотом рубеже — То ли от бабушки, что ли, То ли позднее уже. Вот и последняя точка. И наконец налегке В дверь ожидает звоночка — Руки пока что в муке.

Ольга Сульчинская. Царское солнце воюет воздушную гору

«Среднерусские сумерки. Дачи…»

Среднерусские сумерки. Дачи. Сноп жасмина за каждым забором. Ничего не могло быть иначе, И не мучай себя этим вздором! Между лесом и небом потерян, Слышишь, где-то на дальнем участке, Спотыкаясь, подвыпивший тенор Вспоминает о счастье? Не зови себя именем жажды — Реки ходят незваными в гости. И кого мы любили однажды, Будут с нами и после. И нигде не случилось ошибки. И уже никогда по-другому. Дождь шуршит, и речные кувшинки В темноте подбираются к дому.

ПАДЕНИЕ ЗЕРКАЛА

Зеркало падает. Зеркало долго летит, Словно Кармен из зубов свою красную розу, Не выпуская внезапно открывшийся вид Неба за окнами. Словно ища в нём опору. Дашь мне ладонь. Есть о будущем что рассказать. Только вот сам ты едва ли готов к разговору. Счастье — как слово, которое трудно сдержать. Легче исполнить угрозу. Зеркало падает. В окнах воздвигся закат. Алым и белым представ изумлённому взору, Царское солнце воюет воздушную гору. Блики скользят. Зеркало падает. Словно на сцене Кармен Долго поёт и танцует ещё перед смертью, Тёмные юбки клубя возле круглых колен И забывая про узкое лезвие в сердце. Хочешь попробовать? Вечное чувство вины Не позволяет прервать — но замедлить паденье Можно. Темнеет. Стемнело. И с той стороны Звёзды растут и деревья. Зеркало ловит их и, запрокинувшись, пьёт. Меццо-сопрано затягивает ариозо. Мы пристегнули ремни и готовы в полёт. И не заметишь, как будущее настаёт… Где-то я видела — где? — эту синюю розу.

«Я покупала пудру „Кармен“ за восемь копеек…»

Я покупала пудру «Кармен» за восемь копеек Я колупала синюю краску старых скамеек. Я поджидала мальчика Мишу возле подъезда. Запоминала, как оказалось, время и место. Вот тебе слепок — вот тебе свиток — вот тебе снимок. Словно нелепый выплыл из речки старый ботинок, Выпал на берег, скалит он зубки, просит он каши. Горести наши, глупости наши, радости наши. Хлорки и тряпки въедливый запах, детского сада, Каши-компота, тихого часа, мелкого ада, Мокрой извёстки, свежей побелки, школьной столовки… Время гораздо что на проделки, что на уловки — Раз — и зацепит, раз — и достанет, некуда деться. Вечное детство, всё тебе сна нет, нет того средства, Чтоб побледнеть тебе и рассосаться, как гематома, Чтоб постучаться — и не застать бы вдруг тебя дома. Время и место память обходит как бы спиралью, И непонятно, то ли с обидой, то ли с печалью, Что-то скрипит в нём, сыплется что-то, где-то смеются. Слышно неважно, видно паршиво, а дотянуться Нечего думать. Но переводные картинки Вдруг увлажняются — и оживают ботинки, Машут шнурками, сияют нетронутой кожей И рядом с маминой парой гордятся в прихожей… С первого взгляда, с детского сада мальчика Мишу — Вряд ли узнаю, да и не надо, если увижу. Но угловая галантерея возле трамвая… Помнишь загадку: «жить не старея, не умирая»?

СНИТСЯ МУЗЫКА

Мужчины с полуобнажённой Грудью — распахнута рубаха — Среди толпы вооружённой Идут, не принимая страха. Цитрусовая пахнет корка В прохладном воздухе Агрито, На них чужие смотрят зорко, А их глаза полуприкрыты, Идущий впереди с гитарой — Седой и старый, спина прямая — Сыплет короткие удары, Из струн всю душу вынимая, И будто только просыпаясь, Медленные всплывают руки, Как против воли откликаясь На звук фарукки… Что значит сон, скажи мне — правду Открой, как брату! Удачу он сулит, награду Или утрату? Но ты отводишь взгляд, не глядя, В небо куда-то, Где облака по синей глади Плывут кудлато, А утро будничное будит Прохожий стрёкот, И скоро всё во мне забудет Бесследно то, как Жилы на шее напрягая, Потупив взоры, Танцует музыка нагая, Идут танцоры…

«Я стану тем, о чём нетрудно думать…»

Я стану тем, о чём нетрудно думать. Я легче пуха: стоит только дунуть, Да что там дунуть — маленькое «у» Сложить непреднамеренно губами — И я тону Или взлетаю, не прощаясь с вами. Дудит в рожок неприбранный божок. Сворачивает небо творожок. И видно: тополя на всём скаку Прилаживают букли к парику. Я от тебя зависеть буду так: Закрой глаза — меня охватит мрак. Я твоего не преступлю завета. Но прикажи — проснусь и запою. Я подарила музыку свою И поплачусь не раз ещё за это. Побереги меня. Ещё не раз Ответит флейте толстый контрабас И бросит оскорблённую латунь Ударник в приоткрывшийся июнь. Себя уже не повторяет вслух Отяжелевший тополиный пух: Опух и опустился, стал неровен. Зачем он здесь? Гони его взашей! Но он залёг, как рядовой в траншей — Как будто вынул вату из ушей Глухой Бетховен.

ОПЫТ УМИРАНИЯ

Тяжело — и зачем? — возвращаться — куда? Если тело потеряно, трудно найти. Если вышел наружу, сидеть взаперти Неохота опять. Настают холода. Тяжело возвращаться и просто уйти. Нежный холод идёт от раскинутых рук, Поднимается вверх от уснувших колен, Замедляется сердце, и медленный стук Скоро смолкнет совсем, и окончится плен, Расступается мир, и кончается плен… Углубляешься в лес — углубляешься вглубь, Удаляешься прочь от тоски и любви, Тихий воздух почти что не трогает губ, Расступаются ветви ночные — плыви По реке и забудь свой топор, лесоруб… Уплывай, утони в этот лес под водой. …Принимает тебя, пропускает вовнутрь, Расступается мягко глубокий покой, Мягкий мох под стопой, увлекающий мох, Удлиняется выдох, и кажется, вдох Не настанет — настанет глубокий покой… Где беззвучные рыбы плывут меж корней, В тёмной почве гуляет нагая вода, На вершинах глубин расстилая луга, Ночь выводит могучих беззвёздных коней, Небосвод запрягая в свои невода… Но тебя окликают — вернуться зовут, Но тебя окликают — вернуться велят, Из далёкой дали твоё имя поют, Из оставленной жизни доносится звук, И не хочешь, а нужно вернуться назад. Выплывая из тайных укромных глубин В эту плотную плоть, в это тесное те — В это тело, и снова в его тесноте Обретая себя, ты выходишь к другим — Открываешь глаза и выходишь к другим… Но однажды вернёшься к заветной черте.

ВЕСЕННЕЕ

Происходит незаметный глазу сдвиг — не то чтобы «грядет жених» — просто (постепенно и не сразу) возвращаешься в страну живых, а вокруг уже всего в избытке, словно птица бьётся в рукаве. Даже страшно: как с одной попытки в эдакой прижиться синеве?

«Стоит мне подумать о тебе…»

Стоит мне подумать о тебе, Начинает собираться дождь. Собирайся! Может, по воде Ты ко мне как посуху придёшь. Пробуя губами быстрину, Рыба не боится рыбака. Небо раздаётся в ширину, Подмывая берегу бока.