– Только не говорите мне о правилах. – Джерри довольно неплохо изобразил человека, готового лопнуть от ярости. – В каких правилах написано, что этому куску дерьма можно позволить бежать, чтобы он заявился ко мне в заведение и устроил там разгром? В каких правилах это написано, мать вашу? Я спрашиваю, в каких?

Медики растерянно молчали. Я не отрывал взгляда от бластера и «немекса», засунутых за пояс Джерри, измеряя углы. Схватив меня за шиворот, Джерри снова ткнул под подбородок мой собственный пистолет. Сверкнув глазами на медиков, он заговорил сквозь зубы, едва сдерживаясь:

– Он никуда отсюда не выйдет. Уяснили? И нет времени на ваши дурацкие глупости. Мы идем к Чангу. Ну же, шевелитесь!

Медики купились на его показуху. На их месте так бы поступили почти все. Если хорошенько надавить на человека, он непременно попятится назад. Никто не станет спорить с тем, кто говорит таким повелительным тоном, при этом сжимая в руках оружие. Медики были уставшими и напуганными.

Мы быстрым шагом направились по коридорам, наверстывая упущенное время. Прошли мимо операционной. Той, в которой я пришел в себя, или другой, но в точности такой же. Я успел мельком увидеть фигуры, толпящиеся вокруг операционного стола, и нависшего над ними пауком автохирурга.

Не успели мы сделать и десяти шагов, как кто-то вышел в коридор у нас за спиной.

– Одну минуточку.

Голос был вежливый, спокойный, но медики и Джерри застыли как вкопанные. Обернувшись, мы увидели высокого мужчину в голубом халате, в забрызганных кровью хирургических перчатках, нанесенных распылителем, с лицом, закрытым маской, которую он осторожно снял большим и указательным пальцами. Лицо под маской оказалось очень привлекательным: голубые глаза, смуглая кожа, квадратный подбородок. Образчик мужской красоты, работа высококлассного косметического салона.

– Добрый день, Миллер, – растерянно произнес Джерри.

– Что здесь происходит? Коро, – мужчина повернулся к медсестре, – ты-то должна знать, что доступ неусыпленным пациентам сюда запрещен.

– Да, сэр. Но мистер Седака заверил, что никакого риска не будет. Он настоял на том, чтобы мы поторопились. Мы направляемся к директору Чангу.

– Мне нет никакого дела до того, куда он торопится. – Подозрительно прищурившись, Миллер перевел взгляд на Джерри. – Ты что, спятил, Седака? У нас здесь не выставочный зал, понимаешь? У меня клиенты. Их лица хорошо знакомы. Нельзя допустить, чтобы их кто-либо здесь видел. Коро, немедленно усыпи этого человека.

Ну да ладно, не может же везти вечно.

Я пришел в движение. Прежде чем Коро успела достать из сумочки на поясе гипноспрей, я выдернул «немекс» и бластер из-за пояса Джерри и развернулся, открывая огонь. Коро и двое её коллег, получив множественные попадания, упали на пол. Белый антисептический пол оказался забрызган кровью. Миллер успел издать недовольный крик, но я уже выстрелил ему в раскрытый рот из «немекса». Джерри испуганно пятился от меня, сжимая в руке разряженный «филипс». Я поднял бластер.

– Послушай, я же сделал все, как ты сказал, мать твою! Я же…

Сверкнул луч, и его голова взорвалась. В наступившей тишине я вернулся к операционной и распахнул двери. Группа людей в безукоризненно чистых халатах – мужчин и женщин – отпрянули от стола, на котором лежала оболочка молодой женщины, и изумленно уставились на меня поверх хирургических масок. Только автохирург продолжал невозмутимо работать, делая ровные надрезы и с легким шипением оплавляя края ран. В небольших металлических поддонах, выставленных у головы оперируемой, лежали бесформенные красные куски. Безмятежная идиллия напоминала начало колдовского банкета.

Женщиной, лежавшей на столе, была Луиза.

Всего в операционной находилось пятеро медиков, и я убил всех, пока они испуганно таращились. Затем я выстрелом из бластера разбил на куски автохирурга, после чего провел лучом по оборудованию, расставленному вдоль стен. Повсюду ожили, замигав и завыв, сигналы тревоги. Под их оглушительную бурю я обошел операционную и принес настоящую смерть всем находящимся в ней.

В коридоре тоже завывали сирены. А двое медиков были ещё живы. Коро удалось проползти метров десять, оставляя за собой широкий кровавый след. Один из её коллег-мужчин, слишком обессиленный, чтобы бежать, пытался подняться, опираясь на стену. Пол под ним был скользким от крови, и медик постоянно соскальзывал вниз. Не обращая на него внимания, я направился к женщине. Услышав мои шаги, она остановилась, оглянулась, выворачивая голову, и снова поползла вперед, отчаянно напрягая силы. Я поставил ей ногу между лопатками, заставив остановиться, а затем пинком перевернул на спину.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, и я вспоминал, с каким бесстрастным лицом она усыпляла меня вчера вечером. Я поднял бластер так, чтобы она его хорошо видела.

– Настоящая смерть, – сказал я, нажимая на спусковой крючок.

Затем я вернулся к последнему оставшемуся в живых медику, все видевшему и теперь судорожно пытавшемуся спастись. Я присел перед ним на корточки. У нас над головой, то нарастая, то затихая, выли сигналы тревоги.

– Боже милосердный, – простонал медик, когда я направил бластер ему в лицо. – Боже милосердный, я же здесь только работал.