Почти прокричав последние слова, Гена с яростью швырнул Библию. Она, прошелестев страницами, пролетела через всю комнату, ударилась о противоположную стену и упала на диван. Ему стало страшно оттого, что он сделал, но затем пришла апатия и пустота. А чего, собственно, бояться? Ведь самое страшное, что могло произойти с ним, уже случилось…

Вновь две недели на больничной койке, опять бесконечные уколы, капельницы, анализы… А каждый вечер, в часы приема посетителей, его вызывала дежурная медсестра. Он быстро спускался вниз, на первый этаж, где был небольшой, с мягкими диванами, зал для посетителей и видел её, элегантную и красивую; ту, которой были посвящены все его мысли и сердце. Они шли в больничный сад, устраивались на самой дальней скамейке и были вместе всё оставшееся до вечерних процедур время. Почти каждый день Гену навещали Михаил Иванович и Людмила Александровна, Вока; приходили и другие, но, справившись о здоровье и отдав традиционные гостинцы, спешили распрощаться, понимая, что Гене с Марьяной хочется побыть наедине.

Перед самой выпиской Алексей Павлович пригласил его в свой кабинет.

– Садись, – по обыкновению пригласил он, указав рукой на стул перед своим столом, лишь только Гена вошел. – Ну, что, Геннадий, как самочувствие, как настроение? – спросил он, когда Гена сел.

– Да, в общем-то, хорошо…

– Ну, молодец, молодец… – одобрительно произнес Алексей Павлович, по привычке перекладывая очки на столе. Общий вопрос в начале разговора, поддержка, похвала, ещё какая-то стимуляция – это был его стиль общения, который позволял пациенту увидеть в нём не только врача, но и просто человека, которому небезразлична судьба больного. И это не был выработанный годами практики психологический трюк, это было естественно, это исходило из его сердца, это было его сущностью, и люди чувствовали это. – А теперь давай ближе к сути нашего разговора, – приступил Алексей Павлович к делу. – Предположительный диагноз, хронический лимфоцитарный лейкоз, подтвердился.

Гена хоть и не ждал чуда, что его диагноз вдруг может не подтвердится, но где-то в уголке его души всё же, робко ютилась эта надежда. Ведь он слышал, что иногда диагноз не подтверждался на втором и даже третьем диагностировании.

– Но это вовсе не повод, чтобы отчаиваться! – продолжил Алексей Павлович, заметив, как поник взгляд его пациента. – В данный момент ещё нельзя поставить долгосрочный диагноз… Но, судя лишь по незначительному превышению нормы белых кровяных телец и отсутствию видимых признаков, заболевание протекает в низкой группе риска. При таком течении лечение обычно не назначается, а рекомендуется лишь тщательное наблюдение. И, конечно же, хотя бы раз в полугодие тебе необходимо проходить курс общеукрепляющей терапии. Будем надеяться на лучшее! – он немного помолчал и продолжил: – В практике нередки случаи, когда на подобной стадии больные этой формой лейкоза выздоравливали полностью.

Слова Алексея Павловича вдохновили Гену и тот воспрял духом – не так-то уж и плохи, оказывается, его дела!

Марьяна как будто ждала звонка и сразу же подняла трубку:

– Алло, слушаю, – прозвучал её голос.

Гена промолчал, ему хотелось, чтобы она говорила и говорила, но Марьяна уже догадалась.

– Гена это ты?.. – спросила она.

– Я.

– А почему не отвечаешь?

– Хотел услышать твой голос.

– Для этого необязательно звонить и молчать, – нарочито строго отчитала она. – Можно просто встретиться…

– В таком случае, на прежнем месте через час.

Гена не нашёл, где бы продавали полевые цветы, поэтому купил белые розы.

– Ой, какие красивые! – восхитилась Марьяна, лишь только он вручил ей букет. – После полевых, мои самые любимые.

– Ты просто не хочешь меня разочаровать.

– Нет, правда, мне очень нравятся розы! Особенно белые, ведь белые розы – это символ любви.

– Теперь буду дарить тебе только белые розы.

– Можешь дарить и красные: красные розы – символ верности.

– Хорошо, я буду дарить тебе букеты из красных и белых роз.

– Хорошее сочетание, означает единство.

– Ты неплохо во всем этом разбираешься.

– Девушкам это свойственно.

Они устроились на лавочке в их любимом скверике.

– Гена, почему ты мне не рассказываешь, куда хочешь пойти после окончания школы? – неожиданно спросила Марьяна.

– Пойду работать на завод.

– Когда ты это решил?

– Недавно.

– А до этого?

– До этого хотел в радиотехнический.

– Ты передумал из-за болезни?

– Наверное… – ответил Гена.

– А чем работать лучше, чем учиться?

– Я, Марьяна, и сам не могу толком объяснить… Но мне кажется, что так будет лучше.

– А врачи разрешат тебе работать на заводе?

– Да. Я разговаривал с Алексеем Павловичем – он не против. Только посоветовал выбрать профессию, где угроза травмы была бы минимальна.

– И что за профессию ты выбрал?

– Сначала устроюсь учеником токаря, потом сдам на разряд.

– Мой папа работает токарем, – сказала Марьяна, – и я знаю, что это небезопасно. Иногда у него что-нибудь, да случается. Вот недавно: не надел защитные очки, и металлическая стружка попала в глаз… Хорошо, не в зрачок!

– Мне просто нравится эта работа.

– Извини, я вовсе не думаю тебя отговаривать! Работать – это очень хорошо. Рабочий класс у нас в почете, – шутливо сняла возникшее в разговоре напряжение Марьяна.

– А ты, что будешь делать после школы? – спросил в свою очередь Гена.