Кажется, у нас все готово для работы. Маленькие склады продуктов заброшены еще зимой самолетом, места этих складов мы тщательно отметили на карте и на аэрофотоснимках. Дело только за двумя рабочими. Вероятно, именно здесь и будет первый барьер в предстоящей четырехмесячной гонке с препятствиями. Рабочих нет, и наши вопли гаснут в административных джунглях.

— Ждите. Будут!

— Когда?

— Неизвестно.

Ждем… Ждем… Мажет быть, нам придется и вчетвером бродить в поисках киновари, потому что уже назначен день отплытия пароходика, который должен выбросить нас в бухте Преображения.

Юра Мадаянц (он едет в другую партию) предложил нам по старому кавказскому обычаю умыкнуть рабочего из какой-нибудь провиденской конторы в день отплытия. Есть еще джигиты на свете! Цхе, кинжал, кунак!..

И ю н ь, 5-го числа. Год от рождества Христова 1959. Координаты — все та же надоевшая бухта Провидения. Сегодня у нас новость. После скандала, который мы закатили в отделе кадров, к нам явился один человек.

Стук в дверь.

— Надеюсь, можно войти? Кто тут из вас главный, ребята?

Вид ошеломляющий: пыжиковая шапка, бронзовый блеск

молнии на меховой куртке, непостижимого шика сапоги-меховики. Где-то в углах комнаты еще дрожали последние нотки великолепно поставленного мужественного голоса незнакомца, рассеивался бриллиантовый дым, вызванный его появлением, а Виктор уже читал протянутую бумажку: «Алексей Иванович Чернев, 1936 года рождения, направляется к вам рабочим 5-го разряда с оплатой по тарифной сетке № 1».

— Это что же вы — рабочим пятого разряда? — недоуменно спросил Виктор.

Незнакомец сделал жест рукой, и тут мы увидали за его спиной второго.

— Племянник!..

Мы молча уставились на него.

Не слишком рослый молодой человек отвесил легкий полупоклон в нашу сторону. Чем-то парень смахивал на раннюю фотографию Есенина.

— Интеллигент, знаете ли, в четвертом поколении… Вы уж,

будьте любезны. Мамаша — сестра моя. Десятый класс кончил.

Хлопнула дверь, голос незнакомца еще немного порокотал в нашей комнате и затих вместе с шагами под окном. Интеллигент в четвертом поколении остался с нами. Начались анкетные вопросы…

Мы долго спорили вчера. Сергея возмущала эта интеллигентская родословная.

— Зачем? Подумаешь, наследник английского престола.

А что он делать умеет? Сорок лет как государство существует, и

уже появляются эдакие советские аристократы. Почему вот мы

учились до десятого класса в каком-нибудь своем вятском или

костромском селе, а потом с дрожью в институт ехали. Я до

Москвы ни одного города не видал. А этот юный пижон учился

в Москве и для расширения кругозора пожелал кончить десятый класс на Крайнем Северо-Востоке. Теперь ему захотелось

познать пампасы и… пожалуйста. Потом хвастать будет перед

девицами про пурги, штормы и подвиги…

Виктор сказал тогда: «Обождите, парни. Что вы галдеж подняли? Может, из него отличный малый выйдет. Дядя его, я узнал, — гидрограф, хороший специалист. А все эти пугающие одежды моряки продают, привозят из загранки…»

Не подвела все же администрация! Сегодня ходили смотреть на вербованных, прибывших, наконец, сюда. Из самолета вылезали хмурые дяди в телогрейках, веселые и юркие малые в кепочках и шелковых белых кашне. Кирзовые сапоги, ботинки, у одного даже лаковые черные туфли, в которых выходят на сцену конферансье. Какой же из них будет наш? Может, вот этот в кепке-пуговке фасона сороковых годов или вон тот, что согнулся под тяжестью здоровенного сундука-чемоданища…

Все же мы не угадали «своего». Да и трудно это было, потому что «наш» оказался обычным, не шибко заметным парнишкой. Мне он сразу понравился. Простецкая, такая некрасивая физиономия, подкупающая непосредственность, с какой совал он всем без всякой субординации грязную с дороги руку. Парнишка оказался моим земляком с какого-то московского заводика, где резали на части металлолом, привозимый со всех концов Союза.

— Валентин, — представился он. И шутя добавил: — Лучше Валька!

Детдом, пять классов, ремесленное, потом завод — вот и вся биография. Виктор деликатно осведомился насчет детдома. Валентин, не смущаясь, даже, как мне показалось, с некоторой лихостью сообщил, что попал туда из трудколонии, а в трудколонию угодил за хулиганство. Отец погиб на фронте, мать умерла. Потом новичок посмотрел на наши лица и скучно добавил, что он был тогда еще глупый. Осведомился насчет зарплаты, попросил аванс и ушел в барак, где ночевали вновь прибывшие.

Вечером по пути в кино мы заглянули туда, чтобы узнать,