Каспер Давид
Шрифт:
– Я – пас, – Ламянцев замахал руками.
Вани нигде не видно.
– Но я... у меня, – Максим показал на красные глаза.
– Иди, – сказал Приходько, протягивая Максиму огромные солнцезащитные очки с надписью “Монтана”.
Через очки было плохо видно, и он медленно поплелся к пьедесталу, где уже стояли россиянин и украинец.
Дождавшись относительной тишины, громкоговоритель заверещал, искрясь неправдоподобной жизнерадостностью.
– Дорогие друзья!
«Бедная его жена»,– подумал Макс.
– За первое место... ля-ля-ля-тополя... команда Российской Федерации...
Улыбающаяся блондинка в национальном платье повесила на склоненную голову спортсмена желтую медаль. Затем, взяв со стола, протянула ему ушастый кубок, размером и цветом похожий на медный самовар.
Русский фехтовальщик с улыбкой Гагарина поднял его на вытянутых руках. В центре ведерного кубка почему-то были скрещены теннисные ракетки.
В голове шумело, Макс не слушал диктора и поэтому вздрогнул, когда блондинка подошла к нему. Он не наклонился, а сам повесил себе на шею бронзовую медаль. Взял кубок и с силой прижал к животу. Алюминиевый сосуд скрипнул и согнулся.
«Ну вот, – огорчился Максим. – Уважающая себя лошадь из такого пить не станет»...
Девушка с ласковой улыбкой, что-то негромко говорила ему по литовски.
«...бибис таве...» – разобрал он.
«И эта на хер посылает...»
Он, наконец, услышал шум зала.
– Подними, подними! – Ламянич подпрыгивая, тянул руки вверх.
Макс поднял перекошенный овальный кубок.
Зал взорвался. Крик, свист, улюлюканье. Снова потекли слезы. Зал покачнулся и он, выронив кубок, вцепился в килоты стоящего на средней ступеньке россиянина. Тот схватил Макса за шиворот.
– Что, братан, захорошело? – снисходительно забасил он. – Хороший бой, никак не ожидал...
– Помоги. До раздевалки...
Максим снял очки и, держась за чемпиона, слез с пьедестала.
Ваня и Ламянич подхватили и повели его. У стены на скамейке лежал обнаженный по пояс Леонавичус. Глаза его были красны, доктор посыпал белым порошком перепоясанный косой багровой полосой живот.
«Хорошо – руки не успел подставить, – подумал Макс. – Переломал бы...»
– Извини, – дрожащим голосом сказал он, – извини...
Литовец разжал тонкие белые губы и плюнул под ноги троицы.
Затем отвернулся. «Бибис, бибис, бибис…» – забубнил он.
– Ну да ладно, извинились, – резюмировал Ламянцев, и они двинулись дальше...
4
Раздевалка встретила их запахом миллионов раздевалок Советского Союза, а может, и всего мира. Запах конюшни. Они разошлись по скамейкам. Максим сел. Шевелиться не было никакой возможности. Так они и сидели молча, кто – сняв кроссовки, кто – одну штанину. Макс просто повалился на скамью. Каждый сантиметр тела болел. Он закрыл глаза. Влетел Кочубей и заорал с порога:
– Ну, Яцек-младший, ты герой! Ну, ты даешь! Одолел-таки!
Максим пробурчал что-то неразборчивое.
– Слышь, Максимка, а ты уже Оксану отдефлорировал? – Не понимая точного значения модного слова спросил Конюхов.
Ванька поднялся, одна нога голая, другая в килоте и тапочке.
– Ты, Кочубей, фильтруй базар-то. Щас башку тебе продефлорирую, – угрожающе процедил он.
– Че? Че? Че ты гонишь! Скажи спасибо, брат твой герой! А то...
Конюхов вышел хлопнув дверью. Ваня сел возле Макса, положил его голову себе на колени и, гладя липкие волосы, сказал:
– Все, Максимка, все. Сейчас в душ, потом в гостиницу и – домой, в Минск...
– Ой, Ванюш, сил моих больше нет на фехтование! Не хочу ни в Казань, никуда! Может, завязать мне с этим?
– Эх, Макс. Думай сам, но знаешь... По большому счету, будущего у тебя здесь нет. Ну, выиграешь ты чемпионат Белоруссии, станешь мастером спорта, а дальше? Олимпийского чемпиона из тебя не выйдет. Если продолжишь, пойдешь в институт физкультуры, будешь учителем спорта в школе. Какой из тебя физрук? Еврейский мальчик, интеллигент. Зря ты кларнет бросил. Маму расстроил. Знаешь что? Уходи сейчас! Этот бой запомнят надолго.
– А ты?
– А что я? Я в мединститут собираюсь...
В раздевалку шумно вошли тренеры.
– Ну что, герой, как вкус победы? – Григорий Васильевич был необычно оживлен. Максим посмотрел на него и улыбнулся.
– А как насчет поцеловать в морду?
– Сходи сначала в душ, а потом целуйся с Оксаной! И не делай удивленный вид, все об этом знают. Давай, отдохни недельку и – на тренировку, я тебя погоняю... Два месяца быстро пройдут, подумаем о твоем будущем.
– Вы знаете, Григорий Васильевич, я, наверно, не вернусь через недельку...