Андрей издали пытался определить, кто же из моряков, сидевших в шлюпке, объект столь пристального внимания самого замкоменданта Садыкова. Рыбаки гребли распашными веслами, и уже одно то, что число гребцов было нечетным, говорило — один из них должен высадиться. Который? Андрею видны были загорелые затылки да спины в белых полотняных рубахах. Ну, конечно, тот, что сидит на носовой банке. Вот он вытащил весло из уключины, повернулся к сейнеру. Еще через некоторое время Андрей увидел его лицо и фигуру. Все точно так, как и должно быть у моряка водолаза, — шея, как у борца-тяжеловеса, грудь колесом (только водолазные доспехи и носить), литые плечи. Улыбка такая же белозубая, как у Бори-боцмана. Физиономия простецкая, с выгоревшими бровями, пшеничным чубчиком, высовывающимся из-под козырька мичманки. «Что ж, рубаха парень, — подумал Самохин. — На фронт бы его, немцев через себя штыком кидать!» Эпроновец наклонился за чемоданом... Так, небольшой, спортивного вида чемоданчик... Спустя минуту на борт сейнера легли загорелые руки с толстыми пальцами, показалось обгоревшее на солнце улыбающееся лицо.

— Принимайте пополнение! — Эпроновец легко и пружинисто перебросил сильное тело через борт «Псела», ловко подхватил брошенный вслед чемодан: — Спасибо, братишки!

На Андрея глянули наивные голубые глаза. Губы эпроновца сами раздвинулись в смущенной улыбке.

— Иван Белухин... Спасибо, что завернули, братцы, — поблагодарил он. — Такой случай вышел!..

— Мы все ваши случаи наизусть знаем, — высунувшись из рулевой рубки, ворчливо сказал Садыков. — Вот они где у меня, эти случаи, — резанул он себя ребром ладони по горлу. — Человек из-за тебя в порт опаздывает.

Капитан спрятал седую голову в рубке, стал негромко отдавать приказания в переговорное устройство. Андрей сдержанно ответил на приветствие водолаза и, не обращая на него внимания, отвернулся, разглядывая удаляющуюся плавбазу.

— Капитан! — крикнул новый пассажир. — Есть работа?

— Есть! — отозвался Садыков. — Иди подушку ухом давить. Поднимем, будешь чинить сети.

— Добре! — Белухин, прогрохотав каблуками по трапу, спустился в кубрик.

После обеда, когда эпроновец, выспавшись и отменно поработав ложкой, принялся вместе с Борей-боцманом и еще двумя рыбачками сноровисто перебирать сети, Самохин, в свою очередь, спустился в кубрик сейнера, где оставался до самого Красноводска.

Красноводский порт встретил запахом нагретой солнцем нефти, тучами мух, немыслимой жарой.

Когда «Псел» медленно подходил к пирсу, выбирая свободное место у причала, Андрей издали увидел на берегу солдата пограничника, отметив про себя тайную тревогу в поведении эпроновца. Озираясь по сторонам, Белухин перебежал от кормы до бака сейнера, вернулся к рулевой рубке, взобрался на лебедку, придерживаясь за мачту, и закричал:

— Ушли! «Альбатрос» ушел! А за нарушение трудовой дисциплины — под суд!

Едва дождавшись, когда «Псел» причалит, Белухин со своим чемоданом в руках прямо с борта прыгнул на пирс и еще некоторое время вертел головой, надеясь увидеть свой бот или кого-нибудь из членов команды.

Крайнее напряжение нервов чувствовалось в его движениях, но ни Самохин, ни встречавший их солдат-пограничник не проявили к нему никакого интереса, и Белухин заметно успокоился.

— Спасибо, братишки, хорошо довезли! — весело крикнул он команде сейнера. — До свидания, товарищ старший политрук! — попрощался с Андреем. — Пойду в портнадзор своих искать.

— Счастливого пути, — ответил ему Андрей и, сердечно попрощавшись с Борей-боцманом, капитаном Садыковым, работавшими на палубе рыбачками, сошел на берег.

— Товарищ старший политрук, — доложил встречавший его пограничник, — комендант майор Судзашвили прислал за вами машину, просит к себе.

— Можно ли отсюда, из порта, позвонить майору Судзашвили?

— Конечно, товарищ старший политрук, с нашего КПП.

Самохин прошел за своим провожатым в глинобитную мазанку, где его встретил дежурный старший сержант, попросил связать его с комендантом.

В трубке тотчас же раздался бодрый голос с заметным кавказским акцентом:

— Майор Судзашвили слушает.

Андрей доложил о прибытии.

— Отлично, дорогой! Садитесь с моим шофером Астояном в машину, срочно приезжайте. Ваш начальник отряда полковник Артамонов через каждый час звонит, хочет с вами поговорить.

Город, так же как и порт, встретил Самохина пылью, зноем, мухами. Всюду избыток людей, мелькание лиц, гул голосов, неотступный запах нагретой солнцем нефти.

С сердечной болью наблюдал Андрей протянувшиеся вдоль дороги пестрые таборы, палаточные городки, построенные теми, кто дожидался своей очереди, чтобы ехать дальше, в глубь страны. Самохин уже знал, что в городе нет своей воды, ее привозили по железной дороге со станции Кызыл-Арват в огромных десятитонных чанах, установленных на платформах. Но разве можно привезти воду для населения, увеличившегося в несколько раз, когда дорога в первую очередь пропускает нефть для фронта и грузы эвакуирующихся промышленных предприятий?

— Это еще что, товарищ старший политрук, — сказал водитель. — На вокзале, посмотрели бы, что делается! Любой состав штурмом берут. Хоть платформы, хоть цистерны, хоть по горло в мазуте, лишь бы уехать. Смотреть — одна жуть. Милиция не справляется... Стали оцепление ставить, отправлять организованно. Сегодня, мол, такая-то улица едет, завтра — такая. Не помогает...

Машина остановилась перед низким глинобитным строением, неподалеку от здания железнодорожного вокзала.

Самохина встретил до крайности утомленный майор-кавказец с худым, черным от загара лицом. В комнате было еще четверо: двое — весьма солидного вида, двое других, короткий и длинный, по виду — отпетые жулики. Видимо, майор их допрашивал.