Однако ему не удаётся одержать верх в своей борьбе. Трудно сказать, насколько Семён Курилов имел в виду неодолимость шаманства, за плечами которого лежит многовековая тропа Традиции. Возможно, у Куриля просто не было настоящей веры, поэтому не мог убедить людей. А может, автор предполагал что-то ещё. В романе есть разговор Куриля со священником Синявиным, который утверждает, что православная вера не могла победить в той схватке. Но вряд ли Курилов имел в виду неполноценность, слабость и не способность христианства к покорению народов. У меня даже создалось впечатление, что этот разговор был случайным и автор вовсе не ставил перед собой вопроса о том, что сильнее – шаманство или православие. Эта тема лишь обозначена, но вовсе не проработана.

«- А знаешь ли ты, что православная вера и не должна была победить?

– Как так – не должна?

– Обыкновенно. Шаманство – это не просто дьявольщина, а шаманы не просто служители сатаны. Шаманство – это часть язычества, многовековой веры. Вот в чём дело.

– Конечно, они едины, – согласился Куриль. – Но какая тут новость?

– Язычество – это дикость, это вся ваша жизнь. Ты боролся против шаманов, а получился, что боролся с дикостью, со всей вашей жизнью».

Если Курилов был искренен, приравнивая шаманство к дикости, то тогда его позиция становится понятна: впереди героев книги ожидало «светлое будущее советской власти», и в этом будущем пляскам с бубном вокруг костра, разумеется, не должно быть места. Но этот диалог вполне мог служить лишь прикрытием, чтобы обойти советскую цензуру. Впрочем, что бы ни стояло за этой сценой, разговор о вере у Курилова получился невнятным. Видно, что у автора не было намерения вцепиться зубами в религиозный вопрос. Если это так, то не стоило и подступаться к нему. Мне кажется, что если писатель решил что-то сказать, то обязан сказать до конца, не смущаясь и не боясь ничего.

Думаю, что это одно из показательных мест книги, которое в некотором смысле отвечает на вопрос, почему «Ханидо и Халерха» не завоевал себе широкую популярность. Этой книге не характерна решимость. Читатель не способен вычленить из множества действующих лиц ни одного настоящего героя, которому хотелось бы довериться. Они много рассуждают, но так и не говорят ничего конкретного, никто не позволяет себе произнести решительных слов, глядя в глаза людям. В каждой строчке чувствуется осторожность. Даже человек, решивший выступить против шаманов, не обвиняет их публично и не называет ничего своими именами. В книге много физически сильных людей, но ни за одним из них не хочется пойти.

Меня это почти отталкивает. Сила не может быть только проявлением физиологии. Читая, я жду серьёзного разговора с автором. Жду, когда он покажет себя, свою позицию, своё отношение ко всему, что происходит на страницах созданного им романа. Курилов же, написав качественное художественное произведение и насытив его сочными этнографическими описаниями, всё-таки будто не разрешил себе высказаться в полноценно. Его сила не проявилась.

Иногда кажется, что в дикой – иначе трудно её назвать – жизни туземных племён не было места для простой человеческой любви. Слишком все заняты повседневными, неотложными, трудными делами. Не выполнишь этих дел – проглотит тебя тайга и тундра, пожрёт. А от усталости, кажется, всякий просто рухнет и немедленно уснёт… Когда же найти время для ласк, для раздувания трепетного огонька влюблённости? На это ведь требуется свободное время. А уж рассуждать, колебаться, взвешивать так, как это принято в «цивилизованном» обществе, – такое, кажется, уж никак не возможно. Однако Курилов доказывает обратное. Многие его герои наделены тонкой душой, чутко и эмоционально реагируют на каждый поступок мужа или жены.

Такова сцена, связанная с приближающимися родами. Красавица Тиненеут боится, что муж уедет подальше от места родов, как того требует Традиция.

«Солнечные лучи синими нитями врывались в ярангу, и дым в них спокойно клубился, не шарахаясь внутрь.

Но вот Ниникай вздрогнул: лицо Тиненеут попало в солнечный луч, и он увидел на её щеках блестящие, как бисеринки, слёзы.

– Ты что? Плачешь?

– Боюсь… Ой, боюсь!

– Чего же бояться?

– Смотри: живот провис книзу, упал…

– Да? Значит… скоро… Да… Как бы не пришлось кочевать нынче же…

– Ниникай! Не бросай меня! Не бросай одну! Умру я, наверное… Скажи: почему русские женщины дома и при людях рожают, а мы должны наедине с духами оставаться в тундре? Кто это придумал? Нам ведь и так страшно, нам ведь помощь нужна…»

Муж обещает оставить ей деревянного идола – шайтана. Жена плачет в ответ.

«- Шайтан… Я хочу, чтоб человек был рядом! Я боюсь! Я хочу, чтобы ты рядом был. Ты ведь любишь меня. Ты сильный, смелый. Зачем же вместо себя оставляешь деревянного человечка?

– А родители? А обычай?

– Кто же узнает?

– Это узнают. Мы и так с тобой много грехов сотворили. Теперь грешить – рисковать нельзя…»

Тяжелейшая ситуация. Любовь, боль человеческого сердца… И неумолимая Традиция. Что победит?

«Тиненеут знала, что мужчины оставят её. Но у неё не было никаких сил упрашивать мужа: глаза закрывались сами. Она и заснула с сознанием, что яранги над ней не будет, но что Ниникай всё же оставит ей какую-то защиту от комаров.

Проснулась посреди ночи. В небе тускло светилась полоска луны.