Платон в своем «Теэтете» уподобляет золотую цепь солнцу. Сократ спрашивает у юного Теэтета: «Не увенчаю ли я все с живостью доказывая тебе, что Гомер своей пресловутой золотой цепью хочет обозначить лишь Солнце, ясно показывая таким образом, что все живет и пребывает живым, как среди богов, так и среди людей, столь долго, сколько пребывает небесная сфера и солнце, но стоит лишь сдержать их, как будто связав, как придет в упадок всякая вещь, а то, что останется, будет, как говорится, лежать в полном разрушении» [Платон, Теэтет].

В своем трактате «Государство» [X, 616] Платон хотя и не упоминает ни солнце, ни золотую цепь, пользуется похожим образом. Объясняя структуру Вселенной, он говорит «о свете, который распространяется сверху, проходит землю, и свет этот прямой как колонна и весьма похож на радугу, однако же блестит он ярче и сам чище. Доходят они до этого света через день пути; и там, в середине этого света, они видят окончания тех связующих нитей, что протянуты из этой точки неба; потому что этот свет и был связующей нитью, которая оержсыа небо, как веревки, что держат триеры, — так же эта связующая нить держала вращающиеся сферы» (курсив М. Э.). Таким образом, Платон дважды использует образ светящейся веревки, что связывает Вселенную воедино и соединяет разные ее части в единое целое. Добавим, что другие греческие авторы представляли в образе золотой цепи планеты, или же четыре элемента, или же неподвижный аристотелевский движитель, или же heimarmene.

Другое толкование образа золотой цепи, а именно — толкование ее как духовной связи Земли и Неба, связи, существующей между человеком и высшими силами, расширяет и дополняет космогоническую символику. Макробий в своем «Комментарии к сну Скипиона» утверждает, что «поскольку все связано между собой непрерывными последовательностями и перерождается в зависимости от уровня, следуя от первой степени к последней, внимательный и рассудительный наблюдатель обнаружит, что все, начиная с высшего Божества до <проявления> самой низкой жизни, все соединено между собой и сцеплено взаимными и навечно спаянными связями, это и есть та восхитительная золотая цепь, которую, как представляет себе это Гомер, присоединил Бог своей рукой к небесному своду, и спускается она теперь до земли» [1,14,15, а также см.: Leverque, op. cit., p. 46]. Та же мысль высказывается в «Комментариях в Горжиасу» Олимпиодора и в «Комментариях к Тимею» Прокла [Leverque, op. cit., p. 47–48]. С другой стороны, небезынтересно обратить наше внимание на то, что для Псевдо-Диониса Ареопагита образ золотой цепи символизировал молитву. Вот что он писал в «Священных именах»: «Постараемся же с помощью наших молитв подняться на вершину этих божественных и благонесущих лучей также, как если бы, сумев схватиться двумя руками за безмерно сияющую цепь, свисающую к нам с Небес, мы смогли бы подтянуть ее к себе, перехватывая поочередно то одной, то другой рукой, у нас могло бы возникнуть ощущение, что это мы тянем ее книзу, на самом же деле все наши усилия не смогут даже сдвинуть ее, поскольку она снизу доверху будет видна вся, и это уж скорее мы сами будем подниматься к высочайшему сиянию совершенного света. Точно так же, как если бы мы были на судне и нам бросили бы спасательные веревки с какой-нибудь скалы — не мы бы подтягивали эту скалу к себе, а нас, и с нами корабль, на котором мы находимся, подтягивали бы к ней» [Ареопагит, Священные имена, 3,1].

Заметим, что греческие мыслители и теософы в течение длительного времени подвергали интерпретации уважаемый гомеровский миф о золотой цепи совершенно так же, как в индийской философии постоянно использовались архаические образы веревки, нити, ткачества. И совершенно как в Индии, хотя и в иной перспективе, образ золотой веревки служил отправной точкой как для космологических теорий, так и для описаний человеческого поведения. Добавим, что aurea catena Homeri продолжала питать философскую мысль вплоть до XVIII века. Анонимный опус розенкрейцеровского толка «Auera catena Homeri, или Одно описание о происхождении природы и природных вещей» (Auera catena Homeri, oder Eine Beschreibung von dem Ursprung der Natur und naturlichen Dingen) сыграл важную роль в формировании мировоззрения юного Гете.

Образ нити временами используется для обозначения той зависимости, что существует между духом (nous) и душой (psyche). Плутарх в своем небольшом труде «О демоне Сократа» утверждает, что часть астрального тела, погруженная в плотскую оболочку человека, имеет название psyche, а вот неиспорченная его часть зовется nous. «И, — продолжает Плутарх, — трепещет над головой человека и касается его макушки, ее можно сравнить с нитью, которую следует держать в руках, не выпуская, а поскольку нить эта податлива, но не зависима от плотских аппетитов, то с помощью ее можно направлять нижнюю часть разума».

Вполне возможно, что концепция nous, выступающего в виде нити, была, на основе Плутархова текста, развита неоплатониками и расширена до понимания людей как марионеток в руках Господних и золотой нити разума. Не исключено, однако, что этот образ мог стать и воплощением неких парапсихологических опытов. Действительно, если судить по исследованиям д-ра Г. Кэррингтона и Сильвена Дж. Мальдуна48, которые не так давно стали предметом обсуждения Рейнера С. Джонсона, то существуют люди, которые обладают способностью чувствовать нечто вроде нити, связывающей физическое тело с тонким телом (или с тем, что называется на псевдо-оккультистском жаргоне «астральным телом»), и одновременно с этим чувствованием наблюдать его. По выражению Рэйнера Джонсона, «он (С. Дж. Мальдун) утверждает, что существует некая очень гибкая струна или астральная нить, соединяющая голову астрального тела с головой тела физического. Натяжение этой нити и ее контроль ощущается в пределах круга восьми-пятнадцати шагов в диаметре. Стоит же только выйти за пределы этого круга, как тебя охватывает ощущение свободы, хотя нить никуда не девается и, даже если она очень тонка, толщину свою сохраняет постоянной. <…> Но как только астральное тело выходит за пределы действия нити <…>, она истончается и постепенно приобретает структуру простой нити, что, естественно, ведет к тому, что поток энергии, идущий от тела астрального к телу физическому, значительно уменьшается <…>, смерть физического тела, возможно, и провоцируется обрывом астральной нити»49.

Не будем обсуждать меру правдивости подобных опытов. Остановимся на их констатации, добавим лишь, что некоторые из наших западных современников утверждают, будто чувствуют и видят эту тонкую нить. Воображаемый мир и промежуточный мир сверхчувствительных опытов не менее реален, чем мир физический. Конечно, и тут можно было бы возразить, что только что процитированные нами авторы неосознанно или, наоборот, осмысленно «придумали» свои опыты вследствие чтения Плутарха или других аналогичных текстов.

Это, однако, не преуменьшает достоверность подобных парапсихологических опытов. Ведь австралийские целители тоже говорят о нити, чудесным образом связывающей их тела. После работ Говитта известно, что целители располагают магической нитью, с помощью которой они, по их утверждению, взбираются на Небо50.

Недавние исследования Рональда Берндта и профессора Элкина принесли сенсационные уточнения по поводу этой магической нити. Вот какое описание ее дает Элкин: «Во время инициации целителей на юго-востоке Австралии в них с помощью песнопений заставляют проявиться нить. Эта нить дает возможность совершать чудесные подвиги: например, целители получают возможность исторгать из своего живота огонь на манер электрического разряда. Есть и более интересные факты: это использование нити, чтобы подняться с ее помощью к небу или же на вершины деревьев, или же и воздух. Во время прохождения инициации, в самый разгар церемонии колдун ложится под деревом на спину, поднимает нить и взбирается по ней до гнезда, находящегося на верхушке дерева, затем он перебирается на другие деревья и на заходе солнца спускается вниз по стволу. Только целители могут стать свидетелями этого подвига, которому предшествует и которое завершает верчение (bull-roarer) и прочие выражения эмоционального возбуждения.