Шрифт:
— Нет! Тогда я действительно оказалась бы такой подлой и низкой, какой хотелось бы вам меня изобразить! — заявила молодая женщина.
Сыщики Копкова напали на след подпольщика-коммуниста Бернгарда Бестляйна. Он возглавлял группы борцов Сопротивления в Гамбурге и других северных портовых городах.
К середине октября гестапо арестовало 119 человек, которые все сначала проходили по делу «Красной капеллы». Но по мере расследования выяснилось, что не все арестованные принадлежали к «Красной капелле». Ильза Штёбе и Рудольф фон Шелия не входили в организацию. Генрих Куммеров тоже работал самостоятельно. Стало совершенно ясно, что швейцарская группа была автономна и имела собственных информаторов.
После утверждения приговоров руководителям «Красной капеллы» Гитлер поручил Герингу окончательное утверждение приговоров.
Казнь через повешение совершалась в кабинах, разделенных занавесками.
В камере, где в ожидании казни сидел Харро Шульце-Бойзен, нашли скомканный клочок бумаги. На нем было написано:
Правду не заглушат веревка и топор. Еще не зачитан последний приговор. Кто судил нас, от кары не уйдет. Ведь этот суд — еще не Страшный Суд [23] .23
Полный текст стихотворения был найден в камере после разгрома фашизма в 1945 году.
Этот клочок бумаги тоже был подшит к делу.
Беккерт отодвинул пухлую папку. Потянулся рукой к фляжке. Сделал из нее два больших глотка. Почувствовав себя бодрее, встал и подошел к клетке. Открыл дверцу и поймал Симку. Потом направился к окну.
Начинались сумерки. Синева неба темнела. Беккерт раскрыл ладонь.
— Лети, — сказал он. Канарейка взвилась ввысь, но тут же круто развернулась и направилась к окну. Беккерт едва успел захлопнуть ставни, и Симка со всей силой ударилась в стекло, упала вниз.
Беккерт распахнул окно и перегнулся.
То, что несколько секунд назад было живым, поющим, крылатым существом, превратилось в жалкий, безжизненный комочек. В этом Беккерт увидел какой-то знак. Символ! То был знак Высшей воли!
Беккерт шаркающей походкой вернулся к столу. Тут он снова приложился к фляжке. Потом стал лихорадочно листать папку с подшивками.
«Ты, душа моя, в эту тишь устремишься, взмахнув крылами, и огромною птицей пролетишь над задумчивыми вещами.«Моя дорогая мать, мой дорогой отец!
Я все еще радостно переживаю предоставленное свидание; ведь благодаря ему папа убедился, что я вовсе не комок нервов. Пусть это послужит вам утешением и стимулом стойко переносить свою судьбу.
Сегодня мне предстоит отправиться в тот последний путь, что рано или поздно ждет каждого из нас…»
«Урсула Гёце — 27 лет», — вычислил Беккерт.
«Моя дорогая мама, дорогой папа, Курт и Герда!
Настал мой черед пройти тот путь, каким сама желала пойти вместе с моим большим Гансом. Но сначала я должна выполнить свою задачу: провести через первые месяцы жизни то, что объединяет нас всех, — нашего маленького Ганса. Может быть, ему хоть немного помогут в жизни та гордость и та радость, с какой я это делала и которую он всосал с материнским молоком, а также и все наши надежды и добрые пожелания. Вы станете спутниками начала его жизни: окружите его всей вашей любовью и попытайтесь по возможности заменить ему отца и мать…»
Хильда Коппи была беременна. Казнь ее отсрочили до рождения ребенка.
«Мой дорогой Адди!»
Кто ж этот Адди? Письмо было датировано 23 мая 1939 года. Его изъяли при обыске в квартире Вильгельма Гуддорфа.
Вот он, Адди — Адди Вендт. Гамбургская подпольная группа.
«Мой дорогой Адди!
Как раз сегодня хотел написать тебе и спросить, почему ты стал вдруг нем как рыба. Но тут пришло твое письмо, доставившее много радости. Я тоже был занят последние недели… Редко когда возвращаюсь домой раньше 10 часов вечера. А когда прихожу, Клара уже спит…»
Внизу стояла сноска — Клара Нимиц, член КПГ.
«На Вознесение мы поехали за Бланкефельде, в район Цоссена, и провели время в чудесном, почти нетронутом месте — похожая на степь болотистая почва с высокой травой. Мы видели там косулю в целом море желтых, белых и голубых болотных цветов, слышали и видели бесчисленное множество всяких редких птиц…»
Беккерт закрыл глаза. Мысленно он тоже перенесся на одну из тех болотистых полян с белыми и голубыми цветами. На поляну его детства. И увидел косулю. Мертвую.
«Самая любимая, хорошая моя Клара!
Постепенно уходит прекрасная весна, мир вокруг отцветает, а с ним и все живое. Минует все, что было или казалось таким прекрасным, оно и должно уходить в вечном круговороте.
Когда я вернулся в Берлин из России, меня встретили осенние краски, но вот зима опять сменилась весной. Как великолепно, было увидеть все в цвету! Сияние и блеск солнца за окнами тюрьмы, твои письма и чудесный вид из окна — все это давало мне огромную радость в эти часы и дни, проведенные здесь…
Благодарю тебя, моя любимая, за все прекрасное, за всю любовь и ласку, что дарила мне. А особенно благодарю тебя за трех маленьких воробушков, которые понесут дальше наше имя…
С чувством глубочайшей любви говорю тебе: прощай, моя хорошая.
Твой Карл».